Бернард Корнуэлл - Несущий огонь

– Цена высокая, – кивнул я. – Шотландцы дерутся, как злобные хорьки.

– Так что… – начал он.

– Знаю, – прервал я его. – Ты не можешь бросить большую часть своего войска против скоттов – по крайней мере, пока не побьешь саксов.

– Так ты понимаешь?

– Разумеется, понимаю.

Сигтригр был прав. В его распоряжении находилась немногочисленная армия. Если он поведет ее на север, чтобы прогнать скоттов из-под Беббанбурга, то тем самым побудит к войне Константина, который ухватится за шанс ослабить военные силы Нортумбрии. Зять вполне может выиграть первые битвы, отогнав четыре сотни воинов Домналла, но затем с шотландских гор хлынут спущенные с поводка демоны Нифльхейма, и сражения начнутся всерьез. Даже победив, Сигтригр потеряет слишком много людей, так необходимых ему, чтобы сдерживать вторжение саксов.

Молодой король посмотрел на север, где жаркое марево колебалось над невысокими холмами и густыми лесами.

– Так ты отложишь нападение на Беббанбург? – уточнил он. – Дождешься, пока мы отразим саксов?

– Я не могу ждать.

Лицо Сигтригра исказила боль.

– Без отряда этого мерзавца Турферта и прочих слизняков с юга я наскребу не больше восьми сотен воинов. Я не могу пожертвовать сотню из них Константину.

– Мне требуется от тебя сотни полторы, может, две, – сообщил я. – И если я прав, ни один из них не получит и царапины. Я не могу ждать, так как к следующей весне Константин возьмет моего ублюдка-кузена измором и войдет в Беббанбург. Поэтому я иду прямо сейчас, и иду, чтобы захватить крепость. – Я коснулся молота. – И мне нужна твоя помощь.

– Но… – протянул зять.

Я снова прервал его. И поведал, как мы можем завоевать незавоевываемое и почему его люди не понесут при этом потерь.

По крайней мере, я на это надеялся. И крепче сжал молот на шее. Wyrd bið ful āræd.

– Мы перебираемся во Фризию, – сообщил я Эдит.

Та только удивленно воззрилась на меня.

Я приехал на север, в Эофервик, где провел одну ночь, пируя с Сигтригром, моей дочерью, всем честным народом и новым архиепископом Хротвердом. Он и впрямь показался человеком достойным. Когда я рассказал ему о западне в Хорнкастре, он вздрогнул.

– Лорд Утред, похоже, Бог на твоей стороне, – пробормотал он негромко, – ты вырвал мир прямо из клыков войны.

– Какой бог? – поинтересовался я.

Он рассмеялся и спросил, как, по моему мнению, будут развиваться события в Беббанбурге. Я ответил так же, как и Финану: что приступ обойдется Константину слишком дорого, но ему вряд ли есть нужда бросать войска на крепостные стены, если голод проделает эту работу за него. Хротверд печально покачал головой.

– Получается, что если монастырь святого Кутберта отстроят, населять его будут шотландские монахи.

– Это огорчает тебя? – спросил я.

Он поразмыслил над ответом.

– Не должно, – произнес прелат наконец. – Они будут людьми благочестивыми, уверен в этом.

– Но ты лишишься денег от паломников, – заметил я.

Ему это возражение понравилось; вытянутое его лицо просияло, и он указал на меня гусиной ножкой:

– Лорд Утред, тебе нравится думать о нас плохо!

– Но я ведь прав, не так ли?

Он покачал головой:

– Линдисфарена – место святое. Молитвенный остров. Я буду рад назначить на него нового аббата, если Господь сподобит, но исключительно потому, что хочу быть уверен: этот человек достоин святыни и не посрамит Божью церковь. А человек достойный не может быть алчным, лорд Утред, какого бы мнения ты ни придерживался.

– Сдается мне, епископ Иеремия питает мечты стать этим новым аббатом, – напомнил я лукаво.

Хротверд рассмеялся:

– Бедолага! Как там его прозвали – чокнутым епископом? – Прелат хмыкнул. – Кое-кто уговаривает меня отлучить его, но какой от того прок? Он впал в прискорбное заблуждение, не сомневаюсь, но, в отличие от иных, кого я знаю, – тут он насмешливо покосился на меня, – поклоняется единому Богу. Думаю, он безобиден. Тяжко ошибается, конечно, но безобиден.

Мне он понравился. Как и отец Пирлиг, этот человек нес веру легко, при этом его набожность, доброта и честность были очевидны.

– Я буду молиться за тебя, – пообещал он на прощание, – нравится тебе это или нет.

За время краткого пребывания в столице я не пытался увидеться с Бергом, но дочь сообщила мне, что он купил три корабля и ремонтирует их на верфи неподалеку от таверны «Утка». Вернувшись в Дунхолм, Берг рассказал Эдит про эти суда и про мои планы добраться морем до Фризии. Была ночь, беседа шла в доме, построенном мной над главными воротами. При свете дня из дома открывался прекрасный вид на юг, но теперь видно было только зарево костров городка, лежавшего ниже крепости, да искры бессчетных звезд, рассеянных по небу. Дом представлял собой небывалую затею. В качестве опоры для него понадобились туннель с воротами, по бокам от туннеля располагались две палаты: одна использовалась для размещения слуг, другая – для охранявших ворота караульных. Из комнаты для слуг в наши личные покои вела лестница. Я гордился ею. Настоящая редкость! Разумеется, в каждом городе, где сохранились римские постройки, имелись лестницы на крепостные стены, но в жилых домах подобное встречалось нечасто. Во многих усадьбах имелся второй этаж – помосты, на которых мы обычно спали, и взобраться на них можно было по приставным лестницам, иногда по наклонным сходням. Меня всегда приводили в восторг лестницы в римских постройках, и я распорядился возвести такую же, хотя, надо сказать, в Дунхолме она была деревянная, а не из гладко обтесанного камня. Строительство нашего дома над туннелем ворот привело к тому, что над подходящей к ним дорогой пришлось возвести новую стену, и, поскольку на ее высоком парапете размещались часовые, я старался говорить тише. Но не настолько тихо, чтобы нас не могли подслушать.

– Фризия! – повторила Эдит.

– У побережья Фризии есть острова, – пояснил я. – Захватим один, возведем крепость и обоснуемся на нем.

На ее лице я читал смесь недоверия и разочарования.

– Фризия – страна христианская, – заверил ее я. Моя жена была христианка и, вопреки всем моим увещаниям, так и не обратилась к почитанию древних богов. – Ну, по большей части христианская, – уточнил я. – Она не покажется тебе чужой. Тамошний язык так похож на наш, что ты будешь все-все понимать!

– Но… – Она обвела рукой опочивальню, освещенную тонкими свечами, свет которых падал на тканые занавеси, на большой шерстяной ковер и кипу шкур, служившую нам постелью.

– Слишком много я наделал врагов, – признался я уныло. – Этельфлэд умирает, так что защитить меня будет некому. Западные саксы меня не любят, Этельхельм ненавидит, мой кузен расселся в Беббанбурге, как жирная жаба, а Константин только и мечтает прищелкнуть меня, словно вошь.