Сергей Беляк - Адвокат дьяволов. Хроника смутного времени от известного российского адвоката

Почему в Московский городской суд? Потому что, подавая очередную заявку в Минюст на регистрацию партии, нацболы указали свой юридический адрес теперь уже не в области, а в городе Москве. Как я уже сказал, в заявке на регистрацию нацболам было отказано, но указанный ими адрес так и не зарегистрированной партии «мудрецы» из Генеральной прокуратуры посчитали достаточным основанием для обращения с заявлением именно в Мосгорсуд. А раз так, то и переложили это дело на плечи своих московских коллег, которых в их исполнительском порыве даже не смутил тот факт, что в Москве организации НБП никогда не существовало! Так называемая «московская» организация, которую, пока Лимонов сидел в тюрьме, возглавлял Анатолий Тишин, а затем Роман Попков, юридически была именно подмосковной, — той самой МОО НБП, зарегистрированной в городе Электросталь, а 15 ноября 2005 года окончательно ликвидированной постановлением Верховного суда РФ.

Не смутило все это и Мосгорсуд, послушный воле не только своего щедрого тогдашнего хозяина — московского мэра Юрия Лужкова, но, разумеется, и всей вертикали российской власти.

Интерес общественности и прессы к данному процессу был велик. Публика и журналисты забили судебный зал до отказа. Были там и юные, амбициозные «нашисты», зарабатывающие очки для своего будущего карьерного роста.

Лимонов приехал в суд со своей женой, актрисой Катей Волковой, и их совсем еще маленьким сыном Богданом, одетым в костюмчик цвета хаки, привезенным мною из Таиланда.

Глядя тогда на них, я вспомнил первое судебное заседание Саратовского областного суда летом 2002 года. Судья Владимир Матросов уточнял биографические данные всех подсудимых: дата рождения, образование, наличие судимостей, семейное положение…

— Есть ли у вас дети? — спросил он у Лимонова.

Тот пару секунд помедлил с ответом и пророчески произнес:

— Пока нет.

Было ему тогда 59.

А через пять лет он прибыл на заседание Мосгорсуда по делу о ликвидации его партии с красавицей женой и сыном.

Суд проходил сумбурно и весело. Выступали, поочередно, заявители — представители Управления юстиции и прокуроры, выступали мы с Лимоновым, потом снова те и другие и снова мы. Были допрошены и несколько свидетелей. И вновь последовал обмен мнений сторон и прокуроров. Судья Алла Назарова давала говорить всем участникам процесса, не прерывая никого и очень непосредственно, я бы даже сказал, живо реагируя на какие-то реплики и высказывания.

Вообще, у меня, как и у многих присутствовавших тогда в зале людей, складывалось впечатление, что чаша весов постепенно, но неуклонно склоняется в нашу пользу и судья готова признать наши доводы более убедительными.

Я уже не могу теперь вспомнить подробно, о чем мы с Лимоновым тогда говорили в суде. В перерывах Эдуард постоянно пересаживался к Кате, сидевшей среди публики с ребенком на руках, и я видел, что его беспокоит еще что-то, что не было связано с процессом. Позже, в своей книге «В Сырах» он расскажет, что именно его тогда терзало и мучило. Но я понимал одно: в данный момент мне придется больше рассчитывать на свои собственные силы, нежели на помощь Лимонова.

Да, я не очень помню, какие аргументы приводились тогда мною в защиту нашей позиции, кроме тех очевидных, что уже кратко изложены выше.

Помню, что, подвергая сомнению обоснованность обращения заявителей в Мосгорсуд к юридически уже давно не несуществующей МОО НБП, я говорил о том, что с таким же успехом прокуроры могли бы потребовать признать экстремистами граждан Москвы и области, объединенных, например, любовью к песне The Beatles «Дурак на холме» ( The Fooll On The Hill ), но как объединение нигде в столице не зарегистрированных. Сидят, дескать, подлецы, по своим квартирам и постоянно слушают одну эту песню. Или того хуже, собираются в подворотнях и поют, да еще и на английском языке! И кого, собственно, они при этом имеют в виду?!

Эти мои слова вызвали дружный смех молодежи в зале. А когда я, анализируя документы, представленные в суд за подписью какого-то питерского прокурорского работника по фамилии не то Похмелов, не то Запойнов, сказал, что у наших прокуроров говорящие, гоголевские, фамилии: «То Шип, то Иродов, то Плохотнюк, да и Чайка — не Орлов», — не удержалась от смеха и судья.

Под конец заседания, длившегося весь день, у меня дико разболелась голова. Я спросил у девочек-секретарей, сидевших поблизости, что-нибудь болеутоляющее, но у них с собой ничего такого не оказалось. И вот вдруг судья прерывает выступавшую представительницу Управления юстиции, порывисто вскакивает с места и исчезает в своей развевающейся черной мантии за дверью совещательной комнаты, откуда появляется через минуту-другую с двумя таблетками анальгина и стаканом воды. И дает их мне. Среди заявителей и прокуроров эти действия судьи вызвали легкое замешательство, если не сказать «смятение в рядах».

На следующий день один из журналистов-телевизионщиков признался мне с сожалением, что «времена изменились», а то бы фрагменты вчерашнего заседания пустили бы в эфир в вечерних новостях.

«Мы, — сказал он, — вечером на канале все собрались и просто угорали, просматривая запись того, что здесь днем творилось!»

Да, судебное заседание так затянулось, что судья была вынуждена перенести завершение процесса на следующий день.

И тут случился скандал.

В любой цивилизованной стране такое произойти вообще не могло. А если бы и произошло, то, при наличии свободной прессы, скандал разразился бы невероятный! И последствия его были бы вполне предсказуемы и для прокуроров, и для руководства Мосгорсуда, и для политических руководителей самого высокого ранга. Но мы живем в России, шел 2007 год, и то, что произошло, не получило особой огласки даже среди либеральных журналистских кругов.

А произошло вот что.

Утром следующего дня, 19 апреля, в главном, официальном, правительственном органе печати «Российской газете» была опубликована заметка за подписью некоего Владимира Федосеенко, в которой говорилось буквально следующее:

Нет такой партии! Суд признал НБП запрещенной организацией. Вчера суд рассмотрел иск Генпрокуратуры РФ о признании межрегиональной общественной организации «Национал-большевистская партия» (НБП) экстремистской и о ее окончательной ликвидации…

Политические режиссеры, задумавшие и организовавшие весь этот процесс «окончательного решения национал-большевистского вопроса», не предполагали, что суд затянется на два дня. И статейка, заранее подготовленная беспринципными журналистами официозной «Российской газеты», была опубликована преждевременно, чем невольно раскрыла закулисную тайну всей этой отвратительной истории с первым в современной России XXI века запретом политической оппозиционной партии.