Сергей Беляк - Адвокат дьяволов. Хроника смутного времени от известного российского адвоката

— Спасибо, спасибо, — смутился Лимонов, никак не ожидавший, что его здесь, в этой азербайджанской «забегаловке» кто-то узнает да еще, не дай бог, будет мешать отдыхать, заглядывая в тарелку или в рюмку.

— Большое спасибо, — поблагодарил Познера и я, — мы только по шашлычку. Шашлыки здесь нормальные?

— Здесь великолепные шашлыки, и еще советую вам люля. Люля-кебаб здесь просто выше всяких похвал!..

Мы сели с Лимоновым за свободный столик подальше от компании Познера, боясь как бы эта его учтивость не перешла в навязчивость.

— А ты знаешь, кто это? — тихо спросил я.

— Нет, — ответил Лимонов.

— Это брат Владимира Познера. Он, кажется, ученый, востоковед. Правда, похожи?

Эдуард глянул в сторону, где сидел Познер со своей компанией, но промолчал, — нам как раз принесли меню.

Однако Павел Владимирович Познер оказался не только любезным, но и крайне деликатным человеком: он оставил нас в покое и напомнил о себе лишь перед самым своим уходом, когда снова подошел к нашему столику и с той же своей фирменной познеровской улыбкой, озорной и слегка ироничной, поинтересовался, понравилась ли нам здешняя кухня.

— Неплохой мужик, — заключил в итоге Лимонов.

Это было в середине или конце ноября 2007 года. А через неделю-другую мы снова встретились с Павлом Владимировичем в «Чемпионе».

— Странно, — сказал я. — У них же с братом есть свой ресторан. А он постоянно торчит здесь, у азербайджанцев.

— Ресторан? — переспросил Лимонов. — У них ресторан?

— Да, французский. Я там бывал.

— Наверное, французская кухня ему уже осточертела, — пошутил Эдуард. — Хорошему мужику нужно мясо! Хорошее свежее мясо!..

В те же дни к нашему столику однажды подошел актер Борис Хмельницкий — российский Робин Гуд, как его некоторые называли. Высокий и болезненно худой, с седой густой бородой и усами, он вырос внезапно из-за спины Лимонова и, склонившись над ним, заглядывая в лицо, хрипло произнес:

— Эдуард, добрый вечер! Я Хмельницкий, Борис… Таганка, Таганочка…

Лимонов, державший в руках нож и вилку с уже нанизанным на нее маленьким бакинским огурцом, улыбнулся и закивал головой.

— Помнишь, да? — обрадовался Хмельницкий. — Эдик, ну, я желаю тебе здоровья! Здоровья и успехов! Ты — молодец…

Такие же истории с узнаванием Лимонова там и здесь людьми известными и неизвестными случались часто. И началось это после его освобождения из лагеря в 2003 году. До этого автор всемирно известного романа «Это я — Эдичка» и множества других книг ходил по московским улицам, оставаясь практически неузнанным. Я помню, как однажды мы шли с ним вдвоем по осенней Москве пешком из Бункера на 2-й Фрунзенской в ресторан «Пегас», расположенный в знаменитом особняке Союза писателей на Комсомольском проспекте, и никто даже там не обращал на него никакого внимания! Это именно в «Пегасе» — пафосном, буржуазном по отделке и стилю московском ресторане, Лимонов, подняв рюмку водки над тарелкой густого борща, впервые при мне провозгласил тост за революцию, что вызвало у меня, сибарита, некоторую оторопь. Правда, потом я привык к подобным тостам национал-большевиков. И было это еще в далеких 90-х.

Я помню, как тогда же, но уже летом, и все так же без охраны, мы долго шли ночью с Лимоновым в компании девушек из центра Москвы через Красную площадь, мимо ГУМа и храма Василия Блаженного по Большому Москворецкому мосту (на котором в 2015-м, почти через двадцать лет после этого, застрелят Бориса Немцова) в какой-то модный ночной клуб у отеля «Балчуг Кемпински». И вождь НБП зажигал там вместе со всеми на тесном танцполе.

Но тюрьма и телевидение сделали его, политика и знаменитого писателя, узнаваемым. А это, кроме того, что, безусловно, приятно, еще и хлопотно: повсюду за тобой наблюдают чьи-то глаза, отчего необходимо постоянно себя сдерживать и все контролировать. Его стали узнавать повсюду: на улицах и в поездах, в Ботаническом саду и в саду «Эрмитаж», в клубах и на художественных выставках, в кафе и ресторанах. Так было в «Чемпионе», как до этого — в «Гладиаторе» или позднее в корчме «Тарас Бульба» на Садовой-Самотечной. Так было и в итальянском кафе «Сесто Сенсо» на месте некогда знаменитой Таганской тюрьмы — «Таганки» или ласково, по-блатному, «Таганочки», снесенной в конце 50-х годов, но имя которой вскоре перешло к созданному неподалеку театру и с ним уже разнеслось по всему миру. В том кафе готовили прекрасную пиццу с тунцом и луком, и мы обычно сидели там на террасе, курили сигары, пили виски и смотрели на заходящее солнце, заливающее охрой большой дом напротив…

А в тот февральский вечер 2008 года, о котором я начал рассказ, мы с Лимоновым, к его радости, не встретили в «Чемпионе» никаких знакомых. Официанты предложили нам на выбор столик по центру или у стены, и мы, разумеется, выбрали у стены.

После холодной улицы находиться в помещении заполненного людьми ресторана было приятно. Привычный гул голосов, звон посуды, запахи еды — обстановка, располагающая к отдыху. Но Эдуард в тот раз был как-то уж слишком напряжен. Вот и свою охрану из преданных ему нацболов он не оставил здесь же, как часто бывало, за соседним столиком, а отослал дожидаться его в машине. И чтобы расслабиться, нам потребовалось немало времени, но еще больше пива и водки, бутылку которой мы чуть ли не до конца опустошили, не дожидаясь подачи горячей закуски.

Я не спрашивал Лимонова, что произошло и что его так тревожит. По большому счету мне и так все и давно было понятно: cherchez la femme — ищите женщину, как говорится. И этой женщиной была горячо любимая, подарившая Эдуарду детей и надежду на семейное счастье Катя Волкова.

Я не собирался тогда и не собираюсь сейчас разбираться, кто из них был прав, а кто виноват, — в таких делах, как правило, виноваты обе стороны. Но этот семейный союз, который вскоре распался, создавался на моих глазах, и я был свидетелем того, как Эдуард потерял голову, влюбившись в Актрису (именно так он часто называл тогда Катю) с первого взгляда, когда она на одном из так называемых светских мероприятий (кажется, это было в Манеже), за отсутствием под руками бумаги, написала ему номер своего телефона прямо на женской прокладке. И ведь действительно — актриса!..

Но сам я с Катей в те первые дни и месяцы их знакомства общался мало. Помню лишь, как она, красивая и пьяная, пела однажды в ресторане (в том самом «Гладиаторе», куда мы большой компанией завалились после посещения в ЦДХ выставки «АРТ-МОСКВА, 2005») — пела, вскочив из-за стола и имитируя руками игру на гитаре, какую-то свою песню, где рефреном повторялась строчка, типа: «ЧеКа», — слышим мы из далека. — «ЧеКа»… И я подумал тогда, что Катя и голосом, и манерой исполнения подражает (возможно, непроизвольно) покойной Наташе Медведевой. И мне, признаюсь, это не понравилось. И еще помню, как тогда же, в «Гладиаторе», пока Лимонов ходил в туалет, она рассказывала нам, что надеется на его помощь в раскручивании ее музыкального проекта, но вообще-то не хочет быть «просто очередной его девушкой». И, эпатируя публику, страстно целовала его потом, когда он вернулся к столу…