Сергей Беляк - Адвокат дьяволов. Хроника смутного времени от известного российского адвоката

Одна из жён Лимонова,

Самая простая,

Бродит там беременная,

Вовсе никакая!

Потеряла милая

Не от косички бантик,

Потеряла женщина

Голову как крантик!

— Ещё.

Жена, ребёнок были у меня…

Затем исчезли, как в воронку

Всё грохнулось среди рожденья дня

Богдану, годовалому ребёнку,

Успел купить китайский автомат,

И пистолет, и рацию, и кепи…

Он вырастет, и будет он солдат,

И мою славу он своей укрепит.

Богдан, когда ты вырастешь большой,

Скрути-ка мать и к двери привяжи!

И выпори! Ей с чёрною душой,

«Зачем отца лишила?» — ей скажи.

В этих стихах, лишенных куртуазного изящества, — боль души отвергнутого женщиной поэта. Но тут передо мной сидел не просто поэт (я знаю, эстетам подавай «высокую» поэзию), а убитый горем мужик, каких миллионы, потерявший всякую надежду на сохранение семьи и изводящий себя воспоминаниями. И то обстоятельство, что мужиком тем был Эдуард Лимонов, ничего не меняло. Ну, разве что в некоторые мгновения я воспринимал эти его стихи как продолжение его же прозы — грубо зарифмованной автобиографической прозы, где он, как обычно, не щадит абсолютно никого, а себя прилюдно выворачивает наизнанку, нисколько не заботясь о том, как при этом выглядит со стороны.

— Вот тоже из недавнего. Богдану. — Лимонов откашлялся и глотнул пива.

Вот я сижу на кухне, сынок,

При галстуке, зол, спокоен.

Прибудет охрана. И в нервов комок

Сжатый, уеду я, воин…

Под утро затихла ссора с женой,

С мамой твоей больной…

Я не увижу тебя никогда!

Прощай же, моя звезда!

Вырастешь умным, красивым, Богдан,

Ну, а отец твой, умру я от ран,

Вот что тебе напишу я на скатерти:

«Не принимай никогда, будь смутьян,

Сторону матери!..

Матери тёплое вьют гнездо,

Сладко в гнезде валяться,

Только мозгов разжижения до

Нужно с гнездом расстаться!

Мальчик, беги! Мальчик, беги!

От баб убегай скорее!

Пусть бабка суёт свои пироги,

Пусть мать вся улыбками реет,

Плюнь на улыбки и на морщины,

Бабы — не участь мужчины!..

Да, я тебя от любви зачал,

Только объект желанья

Быстро чудовищем яростным стал,

Весь ощетинился, заклокотал,

Не только любить меня перестал,

Но гложет меня, как пиранья…

(Может, другого себе нашла,

Вся психопатией изошла!

При этом тобою она прикрывается:

Якобы бедный Богдан нуждается

В обширной квартире, в поездке в Гоа,

А без Гоа, ни «ау!», ни «уа!»)

На самом-то деле всё мать твоя лжёт,

Её там мужчина, возможно, ждёт…

Она изрыгает зловонную ложь!

Ты на меня должен быть похож…

Так убегай от них, взявши нож,

Чтоб только не жить в их фарватере,

О, покидай, покидай, покидай!

Этот вонючий, слезливый рай —

Сторону матери!»

В зале «Чемпиона», как я уже сказал, было шумно, и потому Лимонов постоянно повышал голос, стараясь перекричать полсотню человек.

Она не читала роман «Овод»,

Она читала роман «Обломов»,

Она не поймёт, что я вечно молод,

Ей не понять, что я без изломов.

Она низка, у неё нет высот,

Она — возлюбленная наоборот,

У неё есть живот, да, но два крыла

Ей эта поганая жизнь отсекла.

И тут в какой-то момент я вдруг уловил наступившую в зале тишину. И в ней срывающийся в крик голос Лимонова:

А я летаю! Вам удивительно?

Хотя и летаю я очень мучительно.

Но я не тяжелый, и два крыла,

Моя звезда для меня сберегла…

Лимонов замолчал. И три-четыре секунды после этого тишина в зале все еще сохранялась. Люди не поняли, что произошло. Не уверен, что кто-то из них узнал Лимонова, хотя, возможно, кто-то и узнал. Но человек, читающий в кабаке стихи, сейчас, согласитесь, редкость. Дикий крик, пьяное пение и даже драка не привлекли бы к себе такого внимания окружающих.

— Выпьем, — предложил я.

— Сейчас. Еще одно, — ответил Эдуард, перебирая свои листы. И, набрав в легкие побольше воздуха, продолжил, но уже тише.

Тебя мучает ревность со злобой, тоска,

Ты не видел два месяца с лишним сынка,

Ты болеешь, простуда и астма вдвоём

Истязают тебя этим солнечным днём…

Потерпел неудачу опять ты в любви,

Неудачником, впрочем, себя не зови, —

Вся проблема твоя с этой трудной женой,

Как проблема с собакой большой…

Выбирая собаку купить чтоб в друзья,

Выбирайте детей, взрослых сучек нельзя…

Ведь у этих у взрослых, красивейших сучек

Было много несчастных, трагических случек,

Было много предательства, много грехов,

Чего нет у родившихся только щенков…

— А ты знаешь, — сказал я, когда мы все-таки выпили, — ведь это всё начинается еще раньше — с самого детства. Ну вот, что мы желаем своим детям с раннего возраста? Мальчикам мы желаем быть сильными, смелыми и умными, желаем им хорошо вести себя и слушаться старших. Учим не обижать младших, слабых и… девочек. Хотим, чтобы они выросли честными и справедливыми, были верными товарищами и друзьями, стали защитниками своей сестренки и младшего брата, мамы и родины. И даже пишем это всё им в поздравительных открытках по поводу самых разных праздников. Так? А что мы желаем своим дочерям? Мы желаем им быть красивыми и, в лучшем случае, умными, а то и просто обходимся пожеланием хорошей учебы. Мы хотим, что наши дочери — «красавицы и принцессы» — выросли здоровыми и обязательно нашли свое счастье. И тут ключевое слово «наш ли»: найти счастье это не труд, но удача! И никогда не напишем им в поздравительных открытках пожелания быть честными, трудолюбивыми и преданными, — преданными родительскому дому и семье. Возможно, всему этому учат матери своих дочерей в мусульманских семьях, и понятие «преданность семье» у юных мусульманок со временем легко переходит уже на собственные семьи, где к нему добавляется еще и понятие верности мужу… Но если я вдруг, поздравляя, к примеру, свою взрослую дочь с днем рождения, напишу ей: «Будь, дочка, здорова и счастлива, будь честной и верной!», она решит, что папа сошел с ума. Однако написав это же взрослому сыну, я не рискую показаться ему сумасшедшим. Ну, а если я напишу то же самое своей подруге, то можно быть уверенным, она воспримет это как оскорбление.

Лимонов слушал меня, не перебивая. И я видел, что он со мной согласен.

— А потом у нас, мужиков, и у женщин разный подход к измене, — продолжал я спьяну излагать ему свои мысли.