Игорь Болгарин - Хмель свободы

– Здорово, батько! Особенно насчет армии…

– А шо, разве не армия? Она ж теперь вырастает як на дрожжах!

Телеграфист уселся за аппарат, начал выстукивать телеграмму.

И ночью при свете трех ламп Махно и Лашкевич продолжили корпеть над бумагами. На стене кто-то уже успел развесить портреты анархистских «святых» – Кропоткина и Бакунина.

– Это шо, ще столько осталось? – спросил Махно.

Лашкевич щелкал на счетах. Перед ним лежала гора денег всевозможных цветов и оттенков: австрийские шиллинги, немецкие марки, «старые» и «новые» русские рубли…

– Пленным роздать, як ты приказав. – Лашкевич отгреб от себя большую горку денег. Юрко Черниговский тут же ссыпал их в большой мешок и отнес к платяному шкафу, который временно служил чем-то вроде сейфа. Лашкевич указал на оставшуюся гору денег: – И в армейской казне надо хоть трошкы держать. Чи яку конячку у селян купыть, чи ще шо… Не будем же грабить!

– Правильно понимаешь нашу политику, «булгахтер»! Трофеи – это одно, а за грабеж – расстрел.

От группы ожидающих своей очереди отделился пожилой темнолицый дядько с прокуренными усами, положил перед Нестором бумагу:

– Утром не досталось. Так я до вас. Може, ще не все раздалы?

Нестор прочитал. Не нашел цифру.

– Так сколько просишь?

– Та скилькы дасте… Я ж понимаю, не я одын погорелець.

– О! Такие у нас люди! – подписывая бумагу, решительно сказал Махно и повернулся к Лашкевичу: – За спаленную хату выдай сто тысяч, за убитого зятя та дочку… – Он замолчал.

– Так скилькы? – не отрываясь от бумаг, спросил Лашкевич. – Грошей мало, только те, шо в казни.

– А разве есть у людыны цена? – Махно посмотрел на Лашкевича: – Где наша армейска казна?

– Та он, в шкафу. Отдельно. В тому кожаному ранци.

Нестор взял из шкафа ранец, подошел к столу, вытряхнул на него все деньги.

– Бери! Вси забырай! – махнул рукой. – Вместе з торбою.

Дядько, не ожидавший такого количества денег, стал засовывать деньги обратно в ранец.

– Спасыби вам, батько! И всей нашей… як ее… анархический власти. – Поклонившись, он отошел от стола.

Лашкевич заглянул в свой «гроссбух», поднял глаза на Нестора, укоризненно сказал:

– Ще ж на больныцю хотилы! Окна повыбыти! И ранетым! И докторам надо було б… Не выдержуе наша экономика.

– Другим разом заплатим, – вздохнул Нестор. – Наша экономика военна! Грабь награблене, раздавай ограбленным! – отрезал Нестор.

– А казав: за грабеж – расстрел.

– Понимай не так, як хочеться, а як сказано! Отбирай награбленное, а не трудом нажитое. И отдавай тем, кого ограбили.

Тут дверь распахнулась, и в проеме встал брат Нестора Савва. Он был, пожалуй, самый высокий в семье, на голову выше Нестора. Широко расставив руки, пошел на Нестора. Они обнялись.

– Здравствуй, братушка!.. Отпустылы! Вчора вечером! Не всех! В основному анархистов!.. – доложил Савва. Что-то вспомнив, он полез в карман старенькой куртки, извлек оттуда свернутый вчетверо листок, отдал его Нестору. – Подарок тоби, братику!

Нестор развернул листок. Это была листовка с давней тюремной фотографией Нестора и с надписями на немецком и украинском: «Бандит и убийца… помощь в поимке… Два миллиона марок» …

– Недавно всего миллион давалы. Дорожчаешь ты, братику.

– То вин раньше був просто Махно, а тепер – батько Махно. Та ще й командующий армией… Так шо ты не дуже! – осадил Савву Марко Левадный.

– Ты мене, Марко, не пужай! Бо я ж все-таки старший брат! – возразил Савва. – А старший – це старший! Хоть над командуючим, хоть над батькой!

Все рассмеялись. Братья еще раз обнялись.

Пленных выстроили на церковной площади. Немцы, австрийцы, венгры. Лишенные офицеров, они сами по себе подравнивались, поправляли мундирчики.

Савва, которому Нестор поручил ответственное дело, стоял у двух возов, полных какого-то добра и накрытых драным полотном.

– А хто ж толмачом будет? – спросил он у стоящего рядом Лашкевича.

– Он той… наш, гуляйпольский немец. Не узнаешь? Ну, шо приказчиком в галантерейной лавке у Липшиця був… Сашко Кляйн. Сочувствуе анархистам!

– Надо же! Приказчик, холуйска душа – и анархист! – удивился Савва. Он взобрался на воз, вытянул из кармана шинели бумажку. Впился в нее глазами. – Граждане австрияки, германци, венгеры! – обратился он к пленным.

Пленные слушали внимательно. Вид вооруженных с головы до ног анархистов внушал ужас.

– Мы понимаем, шо вы не враги, шо вы есть подневольни солдаты, которых пригнали сюда силой, як баранов… Возвертайтесь додому! Берить пример з нас, вольных анархистов! Делить господску землю, занимайте их хаты, делайте свою революцию! Свобода або смерть! Третьего путя немае! Нихто вам не допоможе, нихто вас не пожалие! Вы сами кузнеци свого счастя!

Кляйн переводил, но смысл призывов Саввы не доходил до солдат. Не привыкли они к таким речам.

– Дорога у вас дальня. А шоб вы добыралысь в свий фатерлянд весело та нас добром вспомыналы, мы вам, кажному, на дорогу подарок: по бутылки самогона, по-вашему, значить, шнапса, по караваю хлеба и по фунту нашого украинского сала! Ну и ще по сто марок!..

Хлопцы сдернули с возов парусину, и взорам пленных открылось все, что было привезено: бутылки с самогоном, клунки с едой. Лашкевич распаковал укутанный в мешковину, плетенный из лозы конский сапет, там лежали, перевязанные бечевками, пачки денег. Он разложил их перед собой.

– Подходи по одному! – скомандовал бухгалтер.

Пленные не трогались с места, боялись подвоха. Потом несмело потянулись к возу. Получив подарки, отходили, удивленно заглядывали в клунки.

Вскоре и самые робкие двинулись к возам. Затолпились. Хлопцы как могли пытались установить порядок.

– По одному! По одному! – кричал Кляйн и, повернувшись к Савве, сердито сказал: – Командуй, если взявся!.. Тьфу, мать их!.. А еще немцы!

Савва засмеялся.

Получив продукты и деньги, построившись в колонну по четыре, немцы покидали Гуляйполе. Прошли по разбитым улицам, вышли за околицу, побрели по степи…

Разведчики докладывали, да и сам Нестор хорошо понимал, что если не сегодня вечером, то уж завтра им несомненно придется оставить родное село. И в Гайчуре уже скопилось порядочно войск, и в Пологах. К утру подтянутся и те, что располагались в Александровске.

Долгий день клонился к вечеру, солнце уходило за большую тучу, обещавшую ночной дождь.

В сопровождении Юрка и своего «почета» батько смотался на бричке к станции, еще раз продумал, где он встретит карательный десант, который прибудет непременно на поездах: взбешенные его ультиматумом карательные власти и начальники варты будут действовать как можно быстрее.

Нестор понимал, что значительная часть повстанцев и те гуляйпольцы, которые помогали ему в селе, не успеют уйти. Не было у него столько лошадей и повозок, чтобы взять всех желающих. Да и большое количество людей повиснет на нем тяжелой гирей, лишит маневренности. А сейчас оккупанты еще достаточно сильны, и его может выручить лишь молниеносный маневр, неожиданные укусы в местах, где они его не ждут. Даже маленькие победы способны создать ему необходимый авторитет, чтобы потом в короткий срок можно было сформировать настоящую армию и овладеть хотя бы одним уездом. Для начала. А впоследствии вся Украина станет великой анархической республикой. Конечно, в союзе с Россией, пусть и большевистской.