Игорь Болгарин - Хмель свободы

– Бандиты бегут! На марше это будет легкая добыча. Покажите, на что вы способны!.. Пленных не брать!

Гусары начали перестраиваться, следуя за правофланговыми, у которых на пиках трепыхались черно-белые флюгарки. Это было внушительное зрелище! Мощные кони, на них крепкие ганноверцы, откормленные за месяцы хозяйничанья на Украине. Их слегка искривленные тяжелые сабли, больше похожие на палаши, посверкивали богатыми гардами, играли синими темляками. На «правильной» войне гусары предпочитали скромную, неприметную форму мышино-зеленоватого цвета, но, вступив в капитулировавшую часть России, предпочли надеть броскую, парадную.

– Марш!.. Можете надеть шапки! – зычно скомандовал майор. – Попугайте эту сволочь!

Уже на ходу, но еще не торопясь, гусары доставали из кожаных черезседельных сум свои пышные меховые шапки, затягивали на подбородках пряжки. Топот копыт становился все громче. По ширине всей улицы, вытаптывая расползшийся по дороге спорыш, мчались, все убыстряя аллюр, шеренги гусар. В таком порядке они и выскочили на шлях.

Прекрасное зрелище! Майор наблюдал за ходом эскадрона в свой «цейс»:

– Хорошо идут! Хорошо!

На настоящей войне, где-нибудь на Западном фронте, он бы не смог провести такой атаки-преследования. У англичан и французов – хорошо оборудованные позиции, проволока, рвы, сотни пулеметов. А здесь – голая степь и убегающая по ней толпа полуоборванных крестьян: прекрасный материал для рубки. Этот, с позволения сказать, противник, даже если у него и есть два-три пулемета, уже не успеет развернуться, пристреляться. Разрозненный огонь выбьет самое большое пять-шесть гусар.

В бою не обходится без потерь. Но сейчас их не будет. А вот толпа удирающих бандитов будет уничтожена. Вся. В этом он не сомневался.

Пыль становилась все гуще и мешала ему наблюдать. Но за пыльным бураном, поднятом гусарами, виден был второй столб – от махновцев, – сквозь который просматривались разномастно одетые кавалеристы на низкорослых крестьянских лошадках.

Могучая масса гусар накатывалась на них, готовая смять, раздавить, поглотить. Расстояние между убегающими и догоняющими быстро сокращалось.

Махновские всадники, среди них и Лепетченко со своей чалмой, и Калашников, и Левадный, и сам Махно с перевязанной ногой, сопровождаемый верным Юрком, то и дело оглядывались, убеждаясь, что гусары неумолимо приближаются…

Впереди махновской кавалерии мчалось пять тачанок с пригнувшимися пулеметчиками. Сквозь пыль Махно видел прищуренные глаза невозмутимого Кожина, жующего соломинку, искривленное лицо деда Правды, чуб Каретникова поверх пулеметного щитка…

– Батько, скачить в сторону! – умоляюще прокричал Нестору Юрко, глядя на догоняющих их гусаров в каких-то никогда не виданных в этих краях меховых папахах. – Мы тут сами…

Гусары, видя, что махновские кавалеристы не рассыпались в стороны, а продолжали прикрывать собой длинный обоз, опустили пики. Редкая, почти никогда не выпадавшая гусарам удача: атаковать и рубить противника по всем правилам старинного кавалерийского искусства!

Ближе пики… Ближе… Совсем близко…

– Нестор Иванович! – закричал Юрко, прикрывая собой Махно и намеренно чуть отставая.

Фома Кожин привстал на своей тачанке и заорал громовым голосом:

– Руби дрова!

И тотчас махновские всадники ушли влево и вправо на поле, где ежиком торчала стерня, оставшаяся после косовицы. Гусары оказались в двух-трех десятках шагов от тачанок, идущих одна рядом с другой, строгой шеренгой. Из-за пыли гусары не могли увидеть, что на всех тачанках установлены пулеметы. Да и неприметны они были, лишь слегка выделяясь зелеными щитами из-за спинок задних сидений.

Новое оружие новой, маневренной гражданской войны! Гусарам оно еще было неведомо. Впрочем, махновцам – на практике – тоже.

Пять пулеметов одновременно ударили по гусарам. Почти в упор. Очереди сначала пошли не очень точно. Но шлях был мягкий, прицел не сбивал, и пока махновцы, разошедшиеся в разные стороны на своих юрких лошадях, скакали по степи, «Максимы» валили гусар шеренгами. Гусары шли на кинжальный огонь, как бык на красную тряпку. Лишь последние несколько шеренг начали догадываться о ловушке, все еще не до конца понимая, откуда ведется огонь. Стали расходиться по степи. Поворачивали обратно…

Тачанки остановились, и Фома Кожин меткими короткими очередями продолжал стрелять по противнику.

На шляху, как ряды у хорошего косаря, лежали шеренги гусар: у некоторых даже диковинные шапки не слетели, удерживаемые подбородочными ремнями. Кое-кто еще слабо шевелился. Спешившиеся махновцы подбирали оружие, подсумки с патронами, добивали раненых, рыскали по карманам, расстегивали амуницию, стаскивали сапоги… Успели раньше воронов…

Нестор подъехал к тачанке деда Правды, еще раз посмотрел на дорогу, устланную трупами лошадей и людей. Снял свою барашковую шапку, потрясенный зрелищем.

– Ну и ну!.. Кто б мог сказать! От это тачанка! От эт-то степная царица! – Он свесился с коня, наклонился к деду Правде. – Дай я тебя расцелую, дед!.. Хоть ног у тебя и нету, зато какая золота голова!

– Позволь, и я тебе поцилую, – отозвался дед Правда, вытирая мокрый ус. – Бо и я б не догадався от так рядком тачанки поставить… Это ж получилась цела батарея! Шо твоя шрапнель!.. Не-е, Нестор Ивановыч, у тебя и ногы, и голова – все на мести! Не здря батькой нариклы!

Нестор обернулся к Кожину:

– Хороших дров нарубил, Фома!..

Но пулеметчик был недоволен:

– Не. Все ж таки многие успели обратно повернуть.

– Догоним!

«Тачанка» – слово это в новом, грозном своем значении войдет не только в украинский и русский языки, но и, в транскрипции, в немецкий. Старинная подрессоренная бричка с пулеметом на заднем сиденье – чудо степной войны! С последними выстрелами Гражданской войны она исчезнет, вновь превратившись в обычную мирную повозку, средство передвижения землемеров, счетоводов…

В селе майор опустил бинокль. Лицо его стало безжизненным и страшным. Часть гусар, пыльных, в сбившихся шапках, уже почти подскакала к своему командиру – жалкие остатки блестящего эскадрона…

Но их доклад майора уже не интересовал. Он не стал его слушать, резко развернул коня и ускакал из села в степь, в сторону Гуляйполя. За ним тронулся конвой.

Разбитое войско, растянувшись по степи, последовало за командиром.

К Нестору подьехали Щусь, Григорий, Лепетченко, Калашник, Левадный, Каретников, Трохим Бойко… Лашкевич протянул Нестору карту:

– Глянь, батько, якыйсь гусар посеял. Вроде як наши места, а написано не по-нашому. Ось Катеринослав, Херсон, Одесса…

– Отдай Чубенку. Федос говорил, он в карте хорошо разбираеться.