Игорь Болгарин - Хмель свободы

– Вы б ще поспалы, – попытался успокоить Юрко растревожившегося Махно. – Я туточки… з маузером!.. Я не засну!

– Я й настоящим батькой уже был бы, не названным. Сыну вторый год бы пошел. Татом бы мене звал… А тепер я для всех батько, а сам без сына. Такой вот фокус жизни… – Махно поворочался, осторожно передвинул раненую ногу. – А ту панночку Винцусю помнишь? Ох, яка ж красива была!.. От я и думаю: сколько ж ще крови прольется, пока счастье придет… Ну, наступит оно. А сына моего нема. И той красивой панночки… Винценты. И для кого оно будет, то счастье? Может, для тебя, Юрко?

Но адъютант не отвечал. Умаявшийся за сутки, он мгновенно уснул. Махно склонился с воза, вынул маузер из его расслабленной руки, положил рядом с собой.

– Спи… телохранитель, – тихо сказал он Юрку и продолжил размышлять то ли сам с собой, то ли со спящим адьютантом.

Ночь на возу под украинским небом будоражила его, будила воспоминания, неожиданные мысли, которые казались ему какими-то чужими, навязанными звездами над головой, легким ветерком с плавней или еще чем-то непонятным, таинственным, сильным, скрывающимся где-то рядом, но незаметным глазу. Может быть, они, эти мысли, были даже вредными, непозволительными для воюющего человека?

– От и детей царских большевики побили. На шо рассчитывают? На силу свою? Не-ет, куда-то не туда катится наша жизнь. Не похоже, шоб к счастью… Врагов надо быть без жалости, тут по другому нельзя. А дети – они ж пока ще никто, не враги – это уж точно.

А сам-то он жалел их, когда кровавым огненным шаром прокатилась его сотня по степным усадьбам? Нет, не жалел. Ради дела, ради свободы, ради очищения родной земли старался. Брал грех на душу, брал! Чего ж сейчас рассиропился? Стал в большевиков за царских детей шилом тыкать. А ведь он с большевиками одним миром мазан! Миром? Кровью!.. Вот вырастут сегодняшние дети, придут другие поколения? Поймут ли они их? Оправдают ли? Кто знает, не заглянешь ведь в будущее.

Мысли Нестора стали путаться. Он задремал…

На рассвете загорланили петухи. Следом замычали коровы, требуя пойла. Обычные деревенские звуки. И не подумаешь, что еще вчера здесь был бой, горели хаты, потом были митинги, похороны и следом веселье. Как много могут вместить в себя одни короткие сутки! Об этом – теперь уже прошлом – напоминали лишь закопченные печи на месте сгоревших хат и еще не убранные с улиц разбитые орудия, снарядные повозки, убитые лошади. И, как тяжелое похмелье, остатки ночных дум.

Заспанный, еще не отошедший от тяжелого короткого сна, Махно сидел на возу, а местный мужичок Порфирий, в кургузом, потертом, но городском пиджачке и грубых крестьянских сапогах, перебинтовывал ему ногу. Возле Порфирия стояло несколько склянок с торчащими из них палочками, самодельными шпателями.

Нестор морщился от боли.

– Ты потихенько… не спеши, – зло шептал Порфирию Юрко.

– Думаешь, буде не так больно?.. – шмыгнул носом Порфирий. Нос у него был цвета недоваренной свеклы и выдавал склонность к народному напитку. – Оно, конечно, був бы я настоящий лекарь… А я цей… як його… фершал… по скотине… теринар, та еще й самоучка… Я бильше, як бы сказать, по кастрации… ну, кабанчика облегчить чи там с бычка вола исделать…

Вокруг уже собрались махновцы, наблюдали. Рана в икре была сквозная, по мякоти. Прочистив отверстие нащипанным из чистого холста тампоном, намотанным на револьверный шомпол, Порфирий затем влил в рану первача, испытывая явное наслаждение от запаха. Зато Нестору приходилось несладко. Закусив губу, он откинулся назад.

– Вы, хлопци, следить за цым теринаром, – обратился к махновцам Григорий. – Привык кабанчикив легчить, так шоб ненароком батьку яйця не отхватыв… Бач, як руки трясуться!

Хлопцы захохотали. Даже Махно улыбнулся сквозь сжатые губы.

– Рукы трясуться од сурьезной роботы, – пояснил Порфирий. – Спробуй быка завалыть… З людыною не легше. Вона, правда, не брыкаеться. Зато яка ответственность… Наша теринарна робота, так думаю, сама тяжола. А я с утречка ще даже не похмелявся.

Благостную утреннюю тишину нарушил дробный стук копыт и скрип колес – прямо во двор лихо въехала двуконная тачанка. Под умелым управлением ездового замерла на месте, словно ударилась об стену. Кони даже всхрапнули, закусывая удила. С них стекала пена.

– Здраствуйте! – обратился ездовой к обступившим Нестора махновцам – Сказалы, в Дибровки страшенный бой иде. Так я до вас, на подмогу!

– Спасибочки. – Федос Щусь галантно снял бескозырку. – С трудом, но обошлысь и без вас.

– Не успив, значить? – нисколько не смутился дед. – Ничего, другие бои будуть!

Щусь заглянул в тачанку и, увидев две культи вместо ног, принайтовленные к переднему сиденью, даже рот открыл от удивления.

– Бои-то будут. А только на кой хрен ты нам, безногий, нужен? – безжалостно сказал он.

– Ты помолчи, сопляк! – добродушно огрызнулся дед Правда и поверх голов хлопцев обратился к Махно: – Здоровеньки булы, Нестор Ивановыч!

Махно вгляделся в приезжего. Трудно было забыть это грубое лицо с крупными, глубокими морщинами и полуседыми усами, которые не висели понуро, как у печального чумака, а лихо глядели в стороны.

– Здорово, дед Правда!.. Шо, признал меня в этот раз?

– А я й тоди, на станции, вас прызнав. Тилькы ж вы не хотилы, шоб вас признавалы, я й промовчав… А насчет ног, так я так скажу, Нестор Ивановыч: чем коротши ногы, тем розумнее голова. Закон природы!

Хлопцы поняли, что встретились знакомые. Расслабились. Заулыбались. С интересом прислушивались к беседе. Заглядывали в тачанку, в короб, где ремнями крепились обрубки ног. Качали головами, восхищаясь и жалея.

– Ну и яка ж польза нам от твоей розумной головы? – не без ехидства спросил Щусь. Он не без труда пережил возведение Махно в звание «батьки». Но быстро свыкся с переменой: против народа не попрешь. Не только германца победил Нестор, но и его, Щуся. Ну что ж, будет вторым, как когда-то. – Голова, дед, она только приказы отдает рукам чи там ногам. А те уже действуют.

– О! Справедлывый вопрос! Я ж ще с Японской войны пулеметчик. Даже медалью награжденный, – с достоинством отвечал дед Правда.

Тут уж хлопцы и вовсе зашлись смехом. Увечье деда Правды как тема для разговора, а то и шуток их не смущало. Обтерпелые хлопцы, всего навидавшиеся.

– Ну и як же ты без ног, дед Правда, будешь пулемет тягать? – Щусь залихватски сбил набок бескозырку так, что она чудом удерживалась на макушке.

– То ты його тягать будешь, – спокойно ответил дед, сворачивая цыгарку. – Бо у тебя только бескозырка розумна, бачь, як на голови держится. А шо под нею, це ще надо провирять!..

– Но-но, дед! – нахмурился Щусь. – Ты на флот не того… не шибко…