Игорь Болгарин - Гуляйполе [litres]

Нестор пригладил волосы, откашлялся и замер, как бы собираясь с мыслями.

– Ты руку на Писание положи, – подсказал Карачан.

– Праву чи леву?

– Та любу! Любу! Говори вже! – едва не взвыл от нетерпения Карачан.

Нестор положил руку на Евангелие и, опустив глаза, тихо заговорил:

– Було! Виноватый! Бес попутав…

– Ну-ну! Россказуй! Молодец!…

– В сад до дядька Нечипаса за грушамы лазили. И до дида Кирика… до нього за яблуками…

– Ну, дальше! Дальше!..

Нестор покаянно вздохнул:

– У пана Данилевского петуха вкралы… Старый був петух, жылистый. Мясо як резина. А пан його на развод купыв, думав – молодый. Обмухлевав хтось пана…

– Ще шо? – холодно спросил Карачан, он уже начал понимать, что парнишка попросту издевается над ним. – Шо ще?

– А все!.. Не, ще вспомныв. В прошлом годе горшки у дида Довжука укралы…

Но Карачан уже отложил в сторону перо:

– Ты про револьвер расскажи. Про то, с кем почтову карету грабил?

– Та вы шо! Яку карету? Який револьвер? – неподдельно удивился Нестор.

– Яблуки, значит?.. Петуха? – Карачан прошел к двери.

– И ще горшки, Иван Григорович! Ей-бо, не брешу!

– Баланюк! Лепетченко! – позвал Карачан.

Двое полицаев вошли в комнату.

– Покажить цьому молокососу, шо таке «особое положение в уезди». Но не в морду, бо в Александровске его ще следователь по особым делам буде допрошувать. И ногами не того… а то ще убьете.

Нестора увели.

Карачан подошел к окну, стал смотреть на улицу. День был осенний, но жаркий, солнечный. Гуляйполе жило своей неспешной будничной жизнью. Вот прошла баба с ведрами на коромысле… проплыла мажара, груженная сеном… промчалась на лозинах, изображая всадников, ватага мальчишек…

За спиной Карачана, за тонкой стеной, слышалась возня, стук падающей мебели, сопение, выдохи… но ни криков, ни стонов…

– Неси воду! Ведро! – раздался голос Баланюка.

Карачан забеспокоился: как бы не забили пацана насмерть. Прошел из кабинета в соседнюю комнату. И увидел, как Баланюк принял у Лепетченко ведро и резко вылил воду на лежащего на полу Махно.

Нестор привстал. Струйки крови стекали из угла рта. Лицо не было тронуто.

– Нутро отбылы, заразы! – прохрипел он.

– Ничего, до петли доживеш, – ответил за всех Карачан. И отвернулся, ушел.

– Вас первого… раньше, чим мене… – прерывающимся голосом бросил вслед приставу Махно.

Баланюк развернулся и тяжело, со всей силой, ударил Нестора ногой. Хлопец на полу затих…

Под вечер усталый Яким Лепетченко вернулся домой. Сердито громыхнул дверью.

Жена с рушником, как вестовой, встала у рукомойника. Яким молча умылся, сел за стол, принялся обедать. Борщ был пустой, без мяса, но густо заправленный сметаной. Жена тихо ставила на стол миски, старалась не стукнуть, ничем не напомнить о себе.

Иван и Сашко знали, что Нестора арестовали. Они встали возле стола и поглядывали на отца, ожидая его рассказа. Но отец был нем как рыба.

И тогда Сашко не выдержал, попытался дознаться:

– Ну, шо там, тато, з Нестором?

– А вам шо за дело?

– Та товаришувалы ж…

– Ну и мовчить про свое товаришування, якшо не хочете на каторги очутыться, – тщательно вычищая горбушкой сковороду, угрюмо посоветовал отец. – Наший пристав пан Карачан и по-доброму з ным – мовчить. И бьють, а воно, зараза, опять мовчить.

– И вы былы?

Отец долго ничего не отвечал, потом резко оттолкнул от себя сковороду. Упала со стола и разбилась чашка с молоком. Урядник вскочил, зло закричал:

– А вы шо думали: батьковскый хлеб на води замешен? А вин, случается, и на людских слезах, и на крови! Служба така!

Затянув ремень и поправив револьвер, отец ушел из дому, вновь громыхнув дверьми.

– Шо це з батьком? – просунула голову в кухоньку мать.

– Видать, на служби непорядок, – ответил Иван.

Кошка, прошмыгнув в кухоньку, начала слизывать разлитое молоко.

В старой кузне собралась вокруг костра вся махновская ватага: Федос, Каретник, оба Лепетченки и влившийся в их компанию Хшива. Старший среди них был Семенюта.

– Батько говорять: бьють його. Сыльно бьють. А вин мовчить.

– Так Нестор же! – одобрительно произнес Федос. – На нашу выручку надеется!

– Знать бы – як?

– Напасты на участок, – предложил Каретник.

– Вчора участок четверо охранялы, – сказал Иван Лепетченко. – Батя и еще трое. И пристав Карачан два раза за ночь прыходыв…

Андрей Семенюта, ворочая угольки костра, вслушивался в разговор.

– Ну, допустим, сдурели мы и напали на участок, – вступил наконец он в беседу. – С нашим-то оружием? Нестора застрелят, а на нас спишут.

Все молчали. Потрескивали в костре сучья.

– А и освободым, так шо с того? В два-три дня поймают, – продолжал Семенюта. – Надо бы что-то похитрее придумать, позаковырыстее.

– Шо?

– Если б я знал.

Еще помолчали.

– Доказать бы якось, шо не вин винуватый, – предложил Щусь.

Хшива хмыкнул:

– Свидетели! И Карачан уже все на бумажки позаписував. Ну, все, шо свидетель рассказав…ну, тот… Гнат Пасько. Про револьвер, про лыстовки.

– Это понятно, – согласился Семенюта, пламя костра играло на его напряженном лице. – Скорее бы Антони возвертался! Было бы з кем посоветоваться.

– А може… може, як-то показать, шо це совсем и не Нестор ци… як их… прокламации клеил? – предложил Федос. – А то шо получаеться? Нестор був на воли – булы листовкы, Нестор сидыть – и листовкы не появляються. Не надо велыкого ума, шоб додуматься, шо листовки – дело рук Нестора.

– Ну-ну, продолжай, – заинтересовался Семенюта.

– Сьодня ж ночью приставу на хату наклеить… и сельскому голови…

– И ще на базари! – вставил Каретник.

– Мы на полицейскому участку попробуем, – сказал Иван Лепетченко. – Вечерю батьку понесем…

– Не рискуйте, – нахмурился Семенюта. – Вам пока надо от нас подальше держаться. А то будет и вам горе, и вашому батьку… в случай чего.

– Мы осторожно.

– Листовки шо? Бумажки! – засомневался Хшива.

– Не скажы… Може, хоть трошки од Нестора биду одведем. Та й им буде причина подумать, шо це не Несторова робота.

В проеме наполовину обрушенного окна появилось чумазое личико Насти: видимо, она давно слушала мальчишечий разговор.

– Вы й мени ти бумажки дайте. Я тоже десь наклею.

– Ты дывы! Це ж надо: никуды од неи не сховаешься, – рассердился Федос. – А ну брысь! И шоб бильше мы тебе тут не видали!.. Шпионка!..

Листовки хранились здесь же, в кузне, в потайном месте, известном только нескольким самым близким и верным друзьям Нестора – Федосу Щусю, Семке Каретникову, Тимошу Лашкевичу. Разобрав листовки, хлопцы разбрелись до вечера.

В сумерках к Якиму Лепетченко, дежурившему возле полицейского участка, пришел Сашко с узелком в руках: