Игорь Болгарин - Гуляйполе [litres]

Исправник задумчиво смотрел на Махно. Трудно было поверить, что это закоренелый преступник и убийца.

– А на почтовую карету кто, по-твоему, напал? – спросил исправник.

– О! Уже и карету якусь прилипылы! А я на заводи цили дни. Коло печи. От и подумайте, останутся у мене сылы ще на шо-небудь?.. Це ж надо! Карета!..

Он сплюнул на пол перед собой кровью.

– Да как ты смеешь! – Пристав ударил Нестора по затылку, отчего у хлопца изо рта снова вылетел кровавый сгусток.

Исправник брезгливо поморщился.

– Прощению просим, – шмыгнул носом Нестор. – Тилькы пан пристав сильно былы мене ногамы. Видать, нутро отбылы.

– Хто? Я? – Карачан был поражен такой наглостью.

– Шо? Вже забулы?

– Ну шо ж ты, такая падлюка, брешешь! – возмущенно закричал Карачан.

Исправник бросил на пристава осуждающий взгляд, позвал конвоира:

– Уведите!

И, оставшись наедине с приставом, сказал ему сурово:

– Из Одессы приезжает следователь. Военный. Очень строгих правил. Будет допрашивать и твоего «разбойника». Придется попридержать его, пока поправится… Могут быть неприятности.

– Но як же… Мы ж старались для признания…

– Так «стараться» не надо… И смотри, если убедительных доказательств не будет, все может кончиться для тебя скверно. Тем более что это явно не главарь. Мальчишка. Романтик… И прокламации эти опять же… Не он же их напечатал. Значит, есть кто-то над ним. Этого бы судака вам выловить. А вы все за плотвой гоняетесь.

– Но есть же свидетели, Демьян Захарович! Не один, а двое! Своими глазами видели, як он стрелял. Даже пострадали от этого злодея!

– В этих свидетелях твое спасение от неприятностей, – сухо произнес исправник.

Демьян Захарович вздохнул. Ему бы пристава поумнее, пограмотнее. Но кто поедет в такую дыру, как Гуляйполе? Приходится мириться.

Нестора втолкнули в камеру Александровской тюрьмы. Она была полной. Некоторые спали прямо на полу, на тонких и грязных соломенных матрасах.

Махно исподлобья всех осматривал. И на него глядели. Сесть или лечь ему было негде, а он едва стоял на ногах.

Это немое знакомство длилось довольно долго. Камера изучала его, он – камеру.

Неожиданно с железной кровати соскочил разбитной, вертлявый малый, для которого тюрьма явно была родным домом. Он подошел к новичку:

– Ты с Гуляйполя?

– Ну! – с подозрением посмотрел на вертлявого Нестор.

– Шуруй за мной. – Он направился к лежаку, на котором полулежал какой-то рыхлый малый. – Ну-ка, Сало, ослобони человеку шконку.

Сало торопливо подчинился. В камере жили «по закону».

Махно закашлялся и деликатно сплюнул в ладонь кровавый сгусток.

– Не раскололся, – с уважением сказал вертлявый.

– Почем знаешь? – спросил Махно, со вздохом облегчения укладываясь на грязный матрас.

– Не били б так сильно. – Потом новый знакомец наклонился к уху Нестора: – Передали с воли, шоб ты кочумал. Ну, не кололся. Уходи в незнанку. Молчи, короче. Тебе вопрос, а ты: «Не знаю». Усек?

– Хто велел?

– Твои кореша! Они там, на воле, тумкают, как тебя из этой шкатулки высмыкнуть. Да ты меня не боись! У меня три ходки, я тут все знаю. У тюрьмы глаза большие и уши длинные. И про то, как вы, гуляйпольские, банковскую карету коцанули, мне дали набой… Знатный, базлают, пресс взяли. «Рыжье» или бумагу? Та без разницы. Все равно – орлы! – И протянул Нестору руку: – Мандолина. Это кликуха у меня такая. А ты?

– Нестор.

– А по-настоящему?

– И по-настоящему – Нестор.

– Ну, ладно. Лежи, оклемывайся.

Он ощупал Нестору живот и бок.

– Так… Понятно. Ребра сломали. А кончики тыкнулись в легкое… Ничо. Подправим… Эй, Сало, дай-ка полотенце!

Мандолина туго спеленал полотенцем стонущего Нестора, подвязал концы.

– Не вставай. Хлебово мы подадим. Лежи, пока снова потрошить не поволокут. А там – в незнанку! – И понизил голос до шепота: – Иду в долю. С твоим «рыжьем» мы им еще не такую революцию замастырим! Дым пойдет!

А тем временем в хате, что снимал Антони, снова собрался «военный совет»: братья Лепетченки, Хшива, Щусь, Каретников, Петро Шаровский и Тимош Лашкевич. Он единственный из всей братии считался грамотеем, окончил гуляйпольскую сельскую школу и даже поступил в гимназию. Был он молчаливый, немногословный, но иногда давал очень дельные советы и слыл среди хлопцев «головастым».

– Ну, и чего добились? – горячился Федос. – Нестора в Александровску тюрьму упекли. Вытяни его оттудова, попробуй!

– А мы их еще раз пуганем! – сказал Семенюта. – Мы их так наполошим, шо на суде им Нестор малой пташкой покажется…

– Все равно его на тюрьму засудять, – возразил Федос. – Ясно, шо свободы не дадуть.

– Еще не вечер! – не согласился Семенюта. – Подумаем.

И наступило молчание.

Неровно горела на столе восьмилинейка. Окна были занавешены. Никакие предложения, даже самые сумасбродные, не шли в голову.

Но в разговор неожиданно вмешался Шмерко Хшива.

– Я вот шо думаю – все дело в свидетелях, – тихо сказал он.

– Ну и что?

– Их надо поубивать.

Ватага с удивлением посмотрела на Хшиву. Худенький, остроносый, с большими и грустными «библейскими» глазами, он вовсе не был похож на убийцу. Но в его приговоре звучала сила и категоричнось.

– Если можно, доручите это мне, – добавил он.

Федос насмешливо хмыкнул. Заулыбались и остальные. Но Хшива пояснил:

– Самое вредное для Нестора – свидетели. И, конечно, пристав. Не будет их, не будет и суда… А Нестор никогда не признается. Выпустят!

Семенюта шевелил губами, словно пробовал идею на вкус.

– Ай да Шмерко, ай да еврейская голова! – наконец одобрительно произнес он.

– А хто сказав, шо суда не буде? – спросил Тимош Лашкевич.

– Ну как же! Свидетелив-то нету! – отстаивал свое Хшива.

– Зато бумага есть! По бумаги засудять!

– У Тимоша тоже логика, – согласился Семенюта. – От насчет пристава, тут Шмерко, пожалуй, правильно думает. Карачана все равно давно надо было убирать, тут вопросов нема. А на дядька Гната Пасько у меня рука не поднимется. Простой селянин, да еще и детей полдюжины.

– Ну, а полицая Бычка? – спросил Шаровский и горячо добавил: – Я б його самолично…

– Бычок без году недиля в полицаях ходит. Раньше у Кернера в столярке работал, – пояснил Семенюта. – Ни рыба ни мясо. Крика много, а вредности мало…

– Приехали! – разочарованно выдохнул Хшива.

– Подумалы – приехали, – заключил Семенюта. – Тут все не так просто. Поубывать свидетелей – не фокус. А шо дальше? В суде сразу ж додумаються до того ж, шо и мы. Они не дурнее нас… Не, не будем спешыть. От днями возвернеться Антони, с ним будем совет держать. Он грамотнее нас, может, что-то дельное и подскажет.

А спустя три дня, солнечным вечером, они ждали на станции поезда. Стояли в сторонке, все той же кучкой. Гуляйпольцев на станции всегда было много: кто приходил сюда подзаработать грузчиками или носильщиками, а то и просто так, на поезда посмотреть, на приезжих и отъезжающих. Так что компания гуляйпольских хлопцев здесь никаких подозрений ни у кого не пробуждала. Выделялся среди них своим богатырским ростом Петро Шаровский. Видимо, на него как на носильщика была главная надежда.