Игорь Болгарин - Гуляйполе [litres]

– Сей момент. – Официант удалился.

Выйдя из погребка, тяжело ступая, Петро пошел обратно. Шел целенаправленно к главному депо часов господина Швагера. Не оробел перед бородатым генералом, стоявшим у входа. Тем более что генерал почтительно открыл перед ним дверь.

В зале было малолюдно, и на все лады здесь звенели, цокали, щелкали и вызванивали десятки самых разнообразных часов.

– Что желает молодой человек? – спросил сутулый седовласый продавец в белом халате. Ну прямо доктор!

В другое время Петро бы сконфузился, но сейчас он повелительно бросил:

– Часы.

– Я догадался, поскольку ничем иным мы не торгуем… Какие вам часы? Могу предложить карманные, анкерные. Самые дешевые – всего червонец. Но, смею уверить, они вас не разочаруют.

– Нашо мени дешевые? – обиделся Петро.

Седовласый пристально вгляделся в клиента, с легкой усмешкой сказал:

– Может быть, вас устроят золотые пятьдесят шестой пробы, глухие, анкерные, брегет, завод без ключа, на девятнадцати камнях? С ручательством на четыре года. – И он положил перед Петром невероятной красоты золотые часы. – Вот-с, сто семьдесят рублей.

– Берем, – согласился Петро. – И ще цепочку. Тоже золоту.

– Итого двести пять рублей. Вон касса, пожалуйте.

Петро увидел кассу, но отошел в сторону, за колонну. Там извлек из-за пазухи пачку денег, отсчитал.

Склонившись к зеркалу, седовласый наблюдал за Петром. Он увидел толстую пачку денег в надорванной упаковке…

Когда клиент получил свои покупки и важно удалился, продавец подобрал с мраморного пола оброненный обрывок банковской упаковки. Осмотрел ее.

Выйдя от Швагера, Петро пошел по залитой солнцем улице. Он нравился сам себе: богатый, удачливый. Нравилась покупка. Он держал в руках часы и то и дело подносил их к уху. Часы были тяжелые и живые.

А тем временем седовласый продавец часов, он же хозяин магазина господин Швагер, подошел к двери магазина, пальцем подозвал швейцара и что-то ему объяснил.

Швейцар торопливо пошел вслед за Петром. По пути увидел городового, направился к нему, придерживая тяжелую, расшитую позументом, фуражку:

– Обрати внимание на того клиента, братец. Фармазон, не иначе. С вот такой толщины пачкой денег ходит. Швыряет, не считается. И деньги, заметь, не в гаманце держит, а в банковской упаковке.

…Теперь Петра уже сопровождал городовой. До границы своего участка.

Когда Петро скрылся в магазине одежды Джона Лоренца, в тени акации его уже ожидал малоприметный человек в котелке.

Преображенный, в новом «барском» костюме, в брюках «Вилье», Петро шел дальше, и за ним неотступно следовал «котелок».

Петро внимательно разглядывал вывески, возле каких-то магазинов останавливался. Немного поразмыслив, двигался дальше. Еще одна вывеска ему приглянулась: «Магазин А.И. Высоцкаго. Всевозможная мужеская и дамская обувь в богатом выборе» . Зашел…

И вышел в красивых хромовых штиблетах с чуть загнутыми носами.

В конце концов «котелку» надоела эта экскурсия, он ускорил шаг, догнал Петра и положил руку на его плечо.

– Шо таке? – возмутился Петро. – В чем дело?

– Ничого такого особенного, – сказал «котелок». – Пидете зи мною до участку и там станемо выяснять вашую личность.

Петро дернулся, попытался вырваться.

– От цього не надо. Цього я не люблю.

«Котелок» был худой, но жилистый, и держал Петра крепко. Он мгновенно почувствовал внутреннюю слабину румяного гиганта.

И вскоре Петро сидел за грубым столом в помещении тюрьмы. Его молча изучал исправник Демьян Захарович.

На Шаровском был купленный в магазине дорогой костюм, но ни в его лице, ни в фигуре не осталось ничего от гордого паныча, что вальяжно, с независимым видом фланировал по улицам города. Куда-то испарился хмель. Разбитая губа, синяк под глазом, измятая одежда и полуоторванный ворот рубахи говорили о том, что по дороге к исправнику Шаровскому изрядно досталось.

Процедура допроса была рутинная. Исправник выглядел спокойным и деловитым. Его морщинистое лицо рано состарившегося на неприятной службе человека было почти благодушным и говорило о том, что молодой селянин для него – задачка простая, как огурец.

– Ну, рассказывай, – даже с некоторой ленцой обратился он к Шаровскому. – Как, когда, с кем ограбил почтовую карету? Сколько взяли денег, как убивали людей?..

– Не знаю ничого, – хмуро ответил Шаровский, скрывая волнение. – Ниякой кареты…

– А деньги откуда? – Исправник выложил перед Шаровским нерастраченные им деньги. – Вот эти деньги?

– Ци деньги?.. Ну… найшов…. коло дорогы… в трави…

– И эти? – Исправник вынул из ящика нетронутую пачку в банковской упаковке. Поднес к глазам, медленно прочитал надпись на упаковке: – «Азово-Донской банк»… Эти тоже нашел?

Шаровский пожал плечами:

– А шо такого? Мабуть хтось потеряв…

– Дурочку-то валять не надо, Петро, – по-отечески покачал головой исправник. – Не хочешь правду говорить?.. Бывает. Только не у нас. У нас со временем все начинают говорить.

Шаровский спрятал под стол нервно подрагивающие пальцы. И неожиданно вскочил во весь свой внушительный рост. Секретарь уездной полицейской управы, который вел запись, резко дернулся на табурете. Двое стражников, стоявшие у двери, бросились было к Шаровскому, но исправник жестом остановил их.

– Хочь убыйте! Насмерть! – выкрикнул Петро. – Ничого не скажу! – И он горделиво откинул голову.

– Ну а кричать-то… кричать зачем? – Демьян Захарович обернулся к охранникам: – Охрименко! Залата! Отведите его на… на экскурсию!

– В третий блок?

– Нет, зачем? Я думаю, достаточно будет покойницкой.

Стражники увели Петра.

– Нашатырный спирт не забудьте, – посоветовал им вдогонку исправник.

Сторож в кожаном лоснящемся фартуке, с цыгаркой во рту, открыл скрипучие ворота, ведущие во двор покойницкой.

Шаровский отвернулся при виде стоявшей во дворе телеги, прикрытой брезентом. Из-под брезента свисали вниз чьи-то руки и ноги…

– Чого не разгрузили? – поморщился один из стражников, видимо, старший.

– А местов нету, – равнодушно, не выпуская изо рта цыгарки, пояснил сторож. – Пока тут полежать. Куды им спешить?

Они спустились в полуподвальное помещение покойницкой. Страшные скрипучие двери. Каменный, политый водой пол и каменные же, похожие на склепы, столы, на которых по одному, по двое лежали уже раздетые мертвецы.

Увидев лицо голого человека, покрытое коркой засохшей крови, и вытекший глаз, Шаровский отвернулся и постарался не глядеть по сторонам. Но в поле его зрения, как нарочно, то и дело попадали белые, словно мелом обсыпанные, чьи-то ладони, ступни.

– Ты гляди, гляди! – толкал его стражник. – Це все бунтовщикы. А вчора ще живее нас з тобой булы!