Виктор Потиевский - Всадник времени

— А она? Неужели не ответила взаимностью нашему герою?

— Да ладно вам!.. Егор, Катя всё фантазирует... — Зеленцов даже немного покраснел.

— Не смущайся, Александр, серьёзное чувство для мужчины — большое достоинство. Я, например, не способен на такое. Наверно, так... И что же дальше?

— А княжна, оказывается, без ума была влюблена в молодого красавца генерала. В кого бы вы думали, Егор?

— Да в нашего барона Густава, — добавил Зеленцов, чтобы не нагнетались страсти.

— Я помню вашего барона на балу, — Катя задумчиво улыбалась, — лучше него никого не было! Изысканные манеры, удивительно стройный, блестящий французский, немецкий, английский... Наверно, все дамы бала были тайно в него влюблены. Хотя тогда ему было, наверно, уже за сорок, но на вид лет тридцать, не больше. Но — генерал-майор Свиты Его величества. Что это выше, чем просто генерал-майор, у нас все дамы и девицы знают. То есть, знали... — Катя внезапно растерялась. Столько лет уже прошло, а она всё себя в том времени числит. И вот теперь она ясно, как при вспышке света, вдруг поняла, ощутила это... И растерялась.

— Катюша, Катенька, не надо волноваться, успокойтесь... Ну-ка глоток шампанского!

— Хорошо, спасибо, Егор!

С минуту помолчали.

— Вообще-то, Катюша, наш генерал человек строгий и увлечённый службой. Мы о его личных делах не знали. Он на эти темы ни с кем в бригаде, а потом и в дивизии не разговаривал. Но ещё в Варшаве танцевал с красивыми женщинами. Помню, видел его в ресторане с дамой. И всегда он был галантен и уважителен с дамами.

— Это так, Егор. Я помню, как хорошо о нём говорили мои подруги ещё тогда, когда его жена с дочерьми уехала от него в Париж. Это в девятьсот третьем... Я тогда была ещё ребёнком, подростком. Но светскими новостями уже интересовалась. Как и полагается девочкам света. Нас уже понемногу приобщали к высшему обществу. Так вот, о нём девочки говорили с почтением. Хотя многих молодых и красивых кавалеров высшего света высмеивали за глаза, причём весьма зло. Особенно гуляк и ловеласов. А барон Маннергейм... Он был другой. — Глаза Кати словно подёрнулись пеленой времени и мечты. — Совсем другой, — добавила она тихим голосом, — высокий человек... И я тоже, — Катя снова как-то светло заулыбалась, — была в него влюблена. Именно в него. В те самые годы, когда мне было всего-то... — снова засмеялась, махнула рукой, — ну, не буду говорить. А то вы, Егор, меня не полюбите!..

— А я уже полюбил.

— Так я вам и поверила!..

Оба смеялись, разговор внешне казался совсем шутливым, но Зеленцов видел, что они взволнованы, и эта игра для них обоих представляет серьёзный интерес.

Но он уже думал о том, почти забытом двенадцатом годе, когда увлёкся своим безответным чувством к княжне Ольге. Она, действительно без ума влюблённая в барона Густава, совсем не замечала юного князя Зеленцова. Он понимал, что ему трудно конкурировать с генералом. Узнал потом, что княжна, неудержимая в своём чувстве, добилась нескольких свиданий с бароном. Но... уже тогда Зеленцову было понятно, что такие личности, как генерал Маннергейм, всю свою жизнь отдают великим делам. И оставляют для любви, семьи и всего, связанного с этим, совсем немного места в своей судьбе.

— А где, Катюша, ты видела княжну Ольгу и что она делала в Москве? Ведь она...

— Конечно, Сашенька, твоя несчастная любовь...

— Да ладно тебе меня шлёпать-то! Ответь на вопрос, пожалуйста!

— Конечно, она в Париже живёт. Тогда, в двенадцатом и уехала, как ты, наверно, помнишь.

— А что здесь делала?

— У неё какие-то важные торговые дела к правительству Совдепии. Она во французском посольстве останавливалась.

— Понятно. Спасибо за ответ. И не называй, пожалуйста, моя дорогая сестра, Советскую Россию «Совдепией». Мы с Егором красные командиры, и нам такое пренебрежительное название не нравится.

— Ладно, красный командир, хорошо, не буду.

Официант принёс счёт. Вересаев, уже рассчитываясь, спросил:

— Ну что, больше перестрелки не будет?

— Вот сдача!..

— Не надо, возьми на чай.

— Благодарю-с! С нашим почтеньицем-с! А стрельбы, я надеюсь... пока не будет.

— Что значит «пока»?

— Ну, потому что... господин Серый ушёл. Они его не взяли. Да и второй, господин Франт, тоже ушёл, охранник Серого. Так что, может, ещё, что и случится. Потому как господин Серый любит у нас поужинать. А от привычек отвыкать трудно. Даже если само О-Ге-Пе-У в жизнь вмешивается. Я извиняюсь, сами спрашиваете, товарищ.

— Думаешь, ещё придут?

— Думаю, придут... ужинать.

— Так их ОПТУ и сцапает.

— Не знаю.

— Да говори откровенно. Мы ведь просто армейцы. В Москве давным-давно не были. Нам всё интересно.

— Ну, если так... Не поймают их. Как тут поймаешь? Кто знает, когда придут? Неизвестно. А как придут, если кто и сообщит в чека... То есть в Ге-Пе-У, то не успеют чекисты подъехать, как господина Серого его люди предупредят. Он и смоется. А про того, кто сообщил, обязательно прознают. И пришьют. Убьют, значит. Я извиняюсь, если спрашиваете.

— Дела тут у вас...

— Да уж.

— Выпей с нами!

— Нельзя на работе.

— Ну, на — на водку.

— Благодарствую-с! С нашим почтеньицем-с!

— А кто они — Серый, Франт? За тем столиком что ли? Кто из них Серый?

— Тот, который чуть пониже, широкоплечий и с сединой. А кто? Как сказать. Ну, бандиты, я извиняюсь, если спрашиваете.

Из ресторана уходили расслабленные и под хмельком. Настроение оставалось хорошим, несмотря на инцидент. Вопросы задавал Вересаев, но Александр тоже внимательно слушал. Обоим было понятно, что этот бандит Серый — их бывший сослуживец, ротмистр-разведчик из штаба бригады. Значит, вот теперь, где служит. В бандитах. Ну, тоже работа. И также опасная.

Друзья медленно шли по вечерней и родной Москве. Тверская сияла огнями, шуршала и стучала тысячами подошв и каблучков. Покрякивала клаксонами редких автомобилей.

Вересаев с нежностью смотрел на сияющее лицо Катеньки, бывшей княжны и сестры его друга, и думал только о ней. Катенька шла и радовалась жизни, их приезду, нежному взгляду Вересаева. А Зеленцов снова вспоминал давний бал, танцы далёкого прошлого, княжну Ольгу и молодого генерала Маннергейма.

1936. Январь.

Серая брусчатка Лондона поблескивала в жёлтом свете фонарей. Мокрый снег всё время подтаивал, оседая на мостовую, и барон задумчиво шёл, стараясь не поскользнуться.

Вечерний город выглядел мрачным. Может быть, из-за сегодняшних похорон...

Короля Георга V с великим почётом проводили в последний путь. Красочно одетые гвардейцы. Траурная, печальная музыка, тревожащая душу. Всё торжественно. Будто смерть — главнейшее событие из жизни короля. Как и коронация. Торжественности не меньше. Правда, торжественность эта печальна. Но, как обычно бывает, кто-то ждал этого. Смена правителя всегда, даже если преемник его сторонник или родственник, смена многого. Привычек и акцентов в политике, экономике. И многого другого. Даже в Великобритании. Где король царствует, но не правит. Власть у кабинета министров, но тем не менее король — это король.