Виктор Потиевский - Всадник времени

Но с другой стороны, барон Маннергейм в любых условиях оставался при своих убеждениях, умел сохранить честь и достоинство. Иначе он просто не мог жить.

— Господин рейхсканцлер! С самого начала нашей беседы вы рассказали мне много нового о вашем взгляде на современный театр военных действий в Европе, в Азии, в Северной Африке. И я думаю, бесценное ваше время лучше бы потратить на обсуждение конкретных проблем, чем на философские дискуссии, даже если они интересны. Мне бы хотелось, господин рейхсканцлер, обменяться мнениями именно с вами, о планах союзников основного восточного противника — России. Об оружии. Тем более что у меня ещё не было возможности вручить вам подарок, который я вам привёз.

Слегка недовольное выражение лица фюрера в начале этой тирады — наморщенный подбородок и чуть выпяченная вперёд нижняя губа — постепенно разгладилось. И даже появилась улыбка.

— Позвольте вручить вам, господин рейхсканцлер, вот этот символ военного упорства и мужества моего народа.

Барон поднялся, взял стоящий возле стула футляр из лакированного дерева сосны, инкрустированного по краям карельской берёзой. Щёлкнули патефонные замки футляра. Под крышкой в углублении на красном бархате лежал поблескивающий чернёной сталью финский автомат «Суоми».

Гитлер взял автомат в руки, с неподдельным интересом разглядывая его. Как будто видел впервые.

— Господин рейхсканцлер! Пусть это не такой дорогой подарок, в нём нет золота и дорогих камней, но в нём есть неповторимая твёрдость характеров финских воинов. Его сталь хранит холод наших снегов, которые тоже защитили нашу страну от завоевателей в тридцать девятом. И защищают всегда. Примите этот автомат, мой фюрер, как дар дружбы и союзничества.

Гитлер с улыбкой взял футляр с автоматом, на котором барон застегнул замки.

Маннергейм был доволен. Сначала удалось убедить Гитлера в невозможности активизации финской армии в войне. А затем без потерь избежать опасной ситуации. Лучше подарить один автомат, как символ дружбы и союзничества, чем в связи с этим союзничеством послать сотни тысяч сынов своего народа на верную смерть.

Он не случайно назвал рейхсканцлера «мой фюрер». Не случайно. Иногда, весьма редко, он вынужден был так говорить при встречах с Гитлером. Но в основном, обращался к нему «господин рейхсканцлер».

Тут следует добавить, что никто из людей, общающихся с Гитлером, ни немцы, ни их союзники, никогда не смели сказать ничего, кроме как «мой фюрер!». Только Маннергейм позволял себе такое. И как ни странно, Маннергейм был один из очень немногих военачальников и политиков, которого этот одержимый властитель Германии, умный, но с явными психическими отклонениями, обладающий неограниченной властью, действительно искренне уважал.

Такое бывает у людей неординарных, но развитых однобоко. Тем более, имеющих физические дефекты, как Гитлер. Они, втайне, может быть, завидуют. Но, однако, нередко очень почитают людей не просто выдающихся, но и гармоничных, красивых, созданных природой как образец для подражания.

Таким и был Маннергейм. Его внутреннюю красоту в его светящихся глазах и жестах, гармонирующую с внешностью высокого стройного гвардейца, заметили ещё в 1896 году. На коронации Российского императора Николая II именно юный кавалергард барон Маннергейм, в паре с другим молодым кавалергардом бароном фон Кнорре, возглавляли торжественную колонну процессии коронации. Двое самых красивых и рослых из всех тысяч гвардейских офицеров России.

— Благодарю вас, господин маршал! Я сохраню ваш подарок. — Канцлер улыбался.

Они медленно пошли к выходу из бункера, просторного зала для заседаний, которые часто проводил рейхсканцлер. Бункер этот, с толстенными стенами и потолком, располагался под землёй в командном пункте Ставки армии третьего рейха.

Снаружи это были хорошо замаскированные в красивом и живописном сосновом лесу строения, совершенно невидимые с воздуха. Потому что — мелкие и их мало на поверхности. Под землёй же было устроено обширное, с разветвлёнными переходами и многочисленными мощными бункерами, сооружение. Обеспеченное надёжной связью и защитой. «Вольфшанце», волчье логово — в районе Растенбурга, неподалёку от города Голдап, в Восточной Пруссии.

— Прошу вас на обед, господин маршал! Мы обедаем просто. Чревоугодие отвлекает от главных дел.

— Согласен с вами, господин рейхсканцлер.

Возле входной двери обеденного зала фюрера встречала шеренга сотрудников аппарата. Барон шёл рядом с ним и в этом строю узнал многих. Тут были Кейтель и Иодль, руководители вермахта. Мартин Борман, заместитель Гитлера по партии, группенфюрер СС Шауб, который вместе со штандартенфюрером Кребсом сопровождал канцлера в его прилёте в Иммолу в начале июня. Большинство было барону неизвестно. Все они, как один, вскинули правые руки.

Маннергейм оказался за столом неподалёку от фюрера. Он как-то, само собой, сел не рядом. Хотелось обдумать состоявшийся разговор. Слишком большая ответственность лежала на нём. Малейший дипломатический просчёт мог повлечь нежелательные последствия, как военные, так и политические.

Сложное, даже опасное, положение Финляндии в войне, её важное стратегическое расположение в географии Европы. И очень небольшие ресурсы в сравнении с ресурсами великих держав. Всё это заставляло Маннергейма всегда быть в особом напряжении.

Он съел говяжий бифштекс с красной капустой. Запил несколькими глотками красного сухого вина. Смотрел, как Гитлер пьёт яблочный сок, ест спаржу и тот же салат из красной капусты, и думал совсем о другом. В его мозгу были укрепления на Карельском перешейке, ещё недавно восстановленные и перестроенные. Немецкие части на севере Финляндии. В его памяти оставались незавершённые поставки зерна, которого едва хватит на долгий запас. Напряжённые бои на Севере... Многое. И этот обед среди союзников, в чужой, озабоченной другими интересами стране, казался ему чем-то далёким и ненастоящим. Хотя канцлер весьма проявил к нему внимание. Даже самолёт посылал за ним, большой и надёжный.

После обеда, когда к Маннергейму присоединились сопровождающие его финские офицеры, подошёл Кейтель. Крепко пожал барону руку.

— Как вы долетели, господин маршал?

— Спасибо, господин фельдмаршал, всё нормально!

— Где вы остановились?

— Нигде пока, дорогой Вильгельм, спасибо. Господин Геринг пригласил меня к себе в охотничий домик. А завтра надо лететь обратно.

— Понимаю, дорогой Густав, понимаю.

Вильгельм Кейтель, крупный и угловатый, внешне похожий на крестьянина, обладал, однако, весьма изысканными манерами и имел хорошее воспитание. Был подтянут и строен. Отчётливо проглядывалась седина в его коротких усах и в негустой причёске с пробором.