Леонид Млечин - Сумерки вождей

— Я даже не успела снять свою шапочку и пальто. А ты радостно говоришь: «Иосиф приехал, Сталин». Я — в столовую. Все собрались — отец, мама, Надя, Федя. Все смеются… Помнишь, как Сталин в лицах изображал встречи на провинциальных вокзалах, которые устраивались возвращающимся из ссылки товарищам. Показывал, как ораторы били себя в грудь: «Святая революция, долгожданная, родная, пришла наконец».

— Ага, очень смешно изображал их Иосиф. Он же любит давать клички людям. Если в хорошем настроении, то «Епифаны-Митрофаны» — «Ну как, Епифаны? Что слышно?» Если его поручение не выполнено: «Эх, Митрофаны вы, Митрофаны!» Иногда зло, иногда добродушно.

— Спать его уложили в столовой, где спал папа, на второй кушетке. Мы ушли в нашу комнату. А спать не хочется. Болтаем, шепчемся. Не можем удержаться и фыркаем в подушки. Мы знаем, что за стеной ложатся спать, но чем больше стараемся удержать смех, тем громче наши голоса. Стук в стенку. Это отец: «Да замолчите вы наконец! Спать пора!» Иосиф за нас вступился: «Не трогай их, Сергей! Молодежь, пусть смеются».

— А ведь я знаю, что Иосиф был женат, — тихо произнесла Надя. — У него есть сын Яков.

— Так это было давно, — отозвалась Анна. — Его жена умерла лет десять назад. На похороны Иосифа отпустили из бакинской тюрьмы. А мальчика он с тех пор не видел.

— Столько лет совершенно один, без близкого человека рядом. — Грустный голос Нади прозвучал совсем тихо.

Анна удивленно взглянула на младшую сестру. Она все поняла и вдруг произнесла:

— У вас большая разница в возрасте. Двадцать два года!

— Мама тоже была совсем юной, когда вышла за папу, — с вызовом ответила Надежда Аллилуева. — Папа на двадцать три года старше мамы.

Анна поняла, что Надя размышляла на эту тему. Значит, все серьезно. Она смотрела на младшую сестру так, словно впервые ее увидела:

— Так ты об этом думаешь…

— Ладно, надо папу кормить и убираться, — сказала Надя как отрезала.

Она любила, чтобы в доме был образцовый порядок. Принялась за уборку. На шум выглянул заспанный Сталин. Увидел Надю с щеткой в руках.

− Что это тут творится? Что за кутерьма? А, это вы! Ну, сразу видно − настоящая хозяйка за дело взялась!

− А что! Разве плохо? − встала в оборонительную позу Надя.

− Нет! Очень хорошо! — добродушно одобрил ее Сталин. — Наводите порядок, наводите. Покажите им всем.

Он не мог скрыть своей симпатии к младшей Аллилуевой.

— За вами уж два раза из Смольного присылали, — сообщила Надя.

— Что-нибудь рассказывали? — поинтересовался Сталин. — Как там дела, не говорили?

— Нет, просто просили передать, что товарищи вас ждут.

— Думаете, пора? — задумчиво переспросил Сталин. — Не люблю торопиться. Надо уметь ждать.

Он зашел на кухню, Анна налила ему чая и вдруг сказала:

— Имейте в виду: Надя — в папу, а он по характеру горд, строптив и непокорен.

Сталин не успел ответить. Вошел Сергей Яковлевич. Поинтересовался у Сталина:

— Хотел спросить, а что Чхеидзе, где он?

— Сложил полномочия вместе со всем президиумом Петроградского Совета. Пост председателя Петросовета перешел к Троцкому. А Чхеидзе уехал в Грузию. У него нет будущего, — презрительно сказал Сталин.

— А ведь одно время его воспринимали как президента будущей Российской республики, — не без иронии вспомнил Сергей Аллилуев. — Он уже и вел себя соответственно.

— Мне рассказывали, как назначенный министром иностранных дел Милюков позвал товарищей по кадетской партии в свои министерские апартаменты! — со злой усмешкой произнес Сталин. — Хвастался. Шелк, золото, лакеи. И кто он теперь? Никто! Дилетанты! Ночью поделили должности и думали, что вечно будут на вершине. Не понимают, что борьба за власть не прекращается ни на минуту. И желающие отнять должность толпятся у тебя за спиной.

Сталин закончил завтрак и потянулся за трубкой.

— Я хотел спросить, — неуверенно начал Аллилуев. — Конечно, с февраля численность нашей партии выросла в десять раз. Но нас все равно только лишь двести сорок тысяч. Не маловато ли для реального влияния на огромную страну? За нас рабочие и солдаты, но страна-то крестьянская. Дойдет дело до выборов в Учредительное собрание, крестьяне за эсеров проголосуют, это их партия.

— Ты правильно отметил, Сергей, — ответил Сталин. — За нас рабочие и солдаты. Это главное. У них реальная сила. С ними мы выкинем Временное правительство, всех этих болтунов. Возьмем власть. И уже никому ее не отдадим.

Он посмотрел на часы:

— Наверное, мне пора.

Вновь обратился к Аллилуеву:

— Судьба страны, Сергей, решается не на выборах. И не на митингах. Мы шестой съезд партии провели в полулегальной обстановке. Протокола даже не вели − на случай если полиция нагрянет. Без Ленина, без Зиновьева. Записных ораторов не было. Главный доклад мне поручили. И все нужные решения приняли. Пугали нас: как без Ленина? Справились. Партия под нашим руководством только крепче стала.

Он стал не спеша одеваться. Ольга Аллилуева отгладила ему недавно купленный костюм.

Сергей Яковлевич Аллилуев достал газету:

— Я тут встревожился, когда купил «Петроградский листок». Не читал?

Сталин покачал головой:

— А что там?

— Заметка, которая меня напугала. Читаю:

«Вчера в цирке «Модерн» при полной, как говорится, аудитории прекрасная Коллонтай читала лекцию. «Что будет 20 октября?» — спросил кто-то из публики, и Коллонтай ответила: «Будет выступление. Будет свергнуто Временное правительство. Будет вся власть передана Советам», то есть большевикам. Можно сказать спасибо г-же Коллонтай за своевременное предупреждение. Третьего дня Луначарский клялся, что слухи о выступлении — злая провокация».

Аллилуев отложил газету:

— Чуть ли не дату вооруженного восстания назвали! Разве так можно?

— И что же? Ничего, — снисходительно сказал Сталин. — Наши враги бессильны. Они только красиво говорить умеют. Действовать не умеют. Могли нас в июле передушить, как слепых котят. Духу им не хватило! Выступали, совещались, резолюции принимали… Все профукали. А теперь поздно. Сила на нашей стороне. И когда Зиновьев с Каменевым выступили против вооруженного восстания, это нам на самом деле тоже никак не помешало. Предупредили Временное правительство? А что Керенский может? Ничего! Ему никто не подчиняется. Проступок Зиновьева и Каменева в другом. В партии должна быть железная дисциплина, и все обязаны ей подчиняться. Дисциплина хромает. Людей надо подтянуть. Так что, не тревожься, Сергей, нас теперь никто не остановит.

Сталин похлопал Аллилуева по плечу:

— Совершим революцию, пришлю сватов.

Когда он спустился вниз, старик-швейцар, отставной солдат, предупредительно распахнул перед ним тяжелую дверь. Сталин равнодушно кивнул ему и хотел пройти. Словоохотливый швейцар заговорил с ним: