Леонид Млечин - Сумерки вождей

Когда все разошлись, Сталин подошел к Ленину − поблагодарить.

— Я добра не забываю. И зла тоже, — зачем-то добавил Сталин.

Вполголоса по-свойски заметил:

— А все-таки видно, что Троцкий − не настоящий большевик. Правильно вы о нем когда-то отзывались. Как можно отказываться от власти, если предлагают? Большевик обязан взять власть, держать покрепче и никогда не выпускать ее из рук.

Усталый Ленин только хмыкнул:

— В одиночку власть держать и трудно, и опасно. Прежде всего нужен коллектив единомышленников. Хорошие товарищи.

Сталин не согласился:

— За товарищами тоже надо присматривать, а то свернут куда не надо. Природа человеческая не меняется. Не досмотришь, что у тебя за спиной делается, — предадут. Кому можно доверять?

Ленин пожал плечами:

— Я же доверяю и вам, и Троцкому, и Зиновьеву, и Свердлову, и еще множеству товарищей.

Сталин посмотрел на него не без сочувствия.

— Владимир Ильич, за эти месяцы я многому у вас научился. Но так огульно доверять всем… И позволять всем болтать что бог на душу положит? Нет, вы не правы! Это гнилой либерализм. Наша сила в единстве, в единомыслии, и пора положить конец дискуссиям. Кто не за генеральную линию, тот фактически уже вне партии… Извините, нельзя зевать и спать, когда стоишь у власти!

Ленину не хотелось продолжать разговор, казавшийся ему ненужным.

— Вы самый жестокий член партии. Конечно, большевики часто чересчур добродушны, а мы иногда должны применять силу. Так что вы нужны в руководстве партии. И вы умелый организатор − тоже редкость среди нашей безалаберной публики. Но скажу вам по-дружески: вы наживете себе много врагов. А вы, я смотрю, человек одинокий. Без большого круга сторонников, без надежных друзей и единомышленников, без тех, кто вас поддержит…

Его слова звучали как предупреждение.

Сталин выслушал его внимательно. Произнес уверенно:

— Друзья будут. А врагов я не боюсь. Ненавидеть тоже надо уметь. Знаете, какое для меня лучшее наслаждение? Наметить врага, подготовиться, отомстить как следует, а потом пойти спать. Я умею ждать. Так что рано или поздно врагов у меня не останется.

Подошла озабоченная Надежда Константиновна Крупская:

— Володя, мы с Маняшей присмотрели тебе зимнее пальто с каракулевым воротником, шапку-ушанку, теплые перчатки и шерстяную вязаную кофту. Надо бы поехать купить, пока есть. Зима ожидается холодная.

Вечером Ленин и Крупская заехали к старой знакомой — Маргарите Васильевне Фофановой, депутату Петроградского совета.

— Как же вы добрались так поздно? — удивилась она. — Вероятно, трамваи-то уже и не ходят.

Владимир Ильич, быстро вошедший во вкус своего нового положения, удивился ее наивности:

— Какая вы чудачка — мы на машине приехали.

Первое заседание большевистского правительства происходило в Смольном, в кабинете Ленина, где за некрашеной деревянной перегородкой поместили телефонистку и машинистку. Первыми явились Троцкий и Сталин, которых никто бы не решился назвать друзьями. Воцарилось неловкое молчание. Лев Давидович и Иосиф Виссарионович не знали, о чем говорить. Но тут выяснилось, что еще один министр пришел раньше их.

Из-за перегородки доносился сочный бас признанного вождя балтийцев Павла Дыбенко. Он разговаривал по телефону с командированной в Финляндию − налаживать отношения с местными революционерами — Александрой Михайловной Коллонтай. Разговор, как поняли Троцкий со Сталиным, носил скорее нежный характер. Двадцатидевятилетний чернобородый матрос, веселый и самоуверенный гигант, сблизился незадолго перед тем с Коллонтай, женщиной аристократического происхождения, владеющей полудюжиной иностранных языков и старше его на полтора десятка лет.

Коллонтай, член ЦК большевистской партии и член Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, с первого взгляда влюбилась в матроса Павла Ефимовича Дыбенко, председателя высшего выборного коллектива военных моряков — Центрального комитета Балтийского флота. Она нашла мужчину, которого искала всю жизнь. Инженеры, ученые, профессиональные революционеры, все, кто прошел через ее постель, могли только красиво говорить. А он умел любить женщину.

Когда большевики взяли власть и они оба вошли в правительство, Коллонтай назначили наркомом государственного призрения, Дыбенко — наркомом по морским делам.

Любовная история внутри первого советского кабинета министров породила множество сплетен в партийных кругах. Сталин, который до того времени ни разу не вел личных разговоров с Троцким, подошел к Льву Давидовичу и сказал хихикая:

— Это он с Коллонтай, с Коллонтай…

Его жест и его смешок показались Троцкому неуместными и невыносимо вульгарными, особенно в этот час и в этом месте. Лев Давидович ответил сухо:

— Это их дело.

Лицо Сталина сразу изменилось, и в желтоватых глазах появились искры враждебности. После этого заседания они уйдут, еще менее симпатизируя друг другу, чем прежде.

За оборону Петрограда, который едва не взяли белые, политбюро постановило отметить Троцкого недавно учрежденным орденом Красного Знамени. Постановление Всероссийского Центрального исполнительного комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов от 20 ноября 1919 года гласило:

«В ознаменование заслуг тов. Л.Д. Троцкого перед мировой пролетарской революцией и Рабоче-крестьянской Красной Армией РСФСР Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет постановил: наградить Л.Д. Троцкого орденом Красного Знамени.

Товарищ Лев Давидович Троцкий, взяв на себя по поручению ВЦИК задачу организации Красной Армии, проявил в порученной ему работе неутомимость, несокрушимую энергию. Блестящие результаты увенчали его громадный труд.

Товарищ Троцкий руководил Красной Армией рабочих и крестьян не только из центра, но неизменно переносил свою работу на те участки фронта, где задача была всего труднее, с неизменным хладнокровием и истинным мужеством идя наряду с героями красноармейцами навстречу опасности.

В дни непосредственной угрозы красному Петрограду товарищ Троцкий, отправившись на Петроградский фронт, принял ближайшее участие в организации блестяще проведенной обороны Петрограда, личным мужеством вдохновлял красноармейские части на фронте под боевым огнем».

И тут же председатель Моссовета Лев Борисович Каменев, который в отсутствие Ленина вел заседание политбюро, предложил отметить орденом и Сталина.

— За что? — спросил простодушный председатель ВЦИК Михаил Иванович Калинин. — За что Сталину орден, не могу понять?

Менее наивные члены политбюро только переглянулись. В перерыве Николай Иванович Бухарин, главный редактор «Правды», принялся вразумлять Калинина: