Андрей Васильченко - Ярославский мятеж

Когда начались активные обстрелы города, стало ясно, что одновременно воевать и обеспечивать безопасность узников не представляется возможным. Именно тогда комендант города генерал-майор Веревкин предложил Перхурову переместить всех заключенных на волжскую баржу. Позже во время допросов Перхуров показал следующее: «У меня в качестве помощника был генерал Веревкин – комендант города – и генерал Карпов, который был начальником городской охраны. Он наблюдал за внутренним порядком в городе. О том, что происходит в городе, я получал официальные донесения от него. Ввиду того, что помещения не было, они предлагали поместить арестованных на баржу на Волге. Они мотивировали это тем, что Волга – это наиболее безопасное место» .

Транспортировка арестованных на баржу осуществлялась из разных мест и разными способами. Упоминавшийся выше Васильев вспоминал: «Нас посадили в бывший Пастуховский дом, где помещался главный штаб белой армии. Сидим ночью. Красные начинают нащупывать, и сидеть стало жарко. Мы, арестанты, стали волноваться, нас было минимум 200 человек. Вдруг стоящий у двери белогвардеец крикнул: „Не волноваться! Приказано ручными гранатами успокаивать!“ Утром в 4 часа всех выгнали и стали группировать. Я попал в группу 60 человек „баржевиков“. Ведут, а пули свищут и снаряды рвутся. Ужасная картина… Кругом трупы убитых и во дворе, где нас группировали, привезли с позиции несколько человек убитых белых. Нас конвоировало исключительно офицерство, человек 20. Куда? Нам еще не было известно. Когда подошли к Волге, большинство из нас решило: „Привезли топить“. Но нет, погнали на паром, за Волгу. Здесь красные так и сеют по парому. Все легли. Офицеры, видимо, плохо обстрелянные, заежились куда больше арестантов. Мысль арестантов мелькнула другая: решили, что нас заведут за Волгу в лес расстрелять. Я с товарищами намеревался бежать как знающий хорошо местность и надеялся, что необстрелянные прапоры растеряются… Но оказалось иначе. Нас на пароме повезли на баржу».

В архивах Владимира Александровича Мясникова сохранились воспоминания красноармейца Дмитрия Палкина, который был захвачен в плен в первый же час выступления, так как нес наряд непосредственно в доме Лопатина. В его записях о дальнейших событиях сообщалось следующее: «Вечером нас перевели на площадь Богоявления в помещение ремесленной школы, где сейчас находится почтамт. За ночь к нам насажали около двухсот человек. Утром нас построили во дворе. Вышел полковник Перхуров и приказал увести нас, приказав конвою в случае сопротивления стрелять. Привели к Волге садили на паром. Буксир потащил паром вниз. У Арсенала стояла баржа-гусана с дровами из Молоти, пришедшая на кожевенный завод Эпштейна».

Традиционно на Волге стояло очень много барж. Некоторые из них были весьма необычные. Например, 25 сентября 1917 года в Ярославль прибыли три баржи, которые оказались груженными до самого верха бесценными экспонатами петроградского Артиллерийского исторического музея. Это были старые бронзовые орудия и архивы, которые сопровождали прапорщик Курышев и три канонира 1-й тяжелой артиллерийской бригады. Бесценную коллекцию хотели спасти от катаклизмов. Однако по трагическому стечению обстоятельств события в Ярославле оказались страшнее любого революционного угара. В охваченном огненным вихрем городе полностью сгорели несколько контейнеров со знаменами и оружием: всего около 2000 знамен (в том числе ценных, стрелецких), все трофеи, собранные в ходе Первой мировой войны, 300 экземпляров старинного огнестрельного и холодного оружия. На баржах были повреждены 54 ценных орудия, а в волжской воде погиб архив второй половины XVIII столетия и частично первой половины XIX столетия. Впрочем, водную тюрьму устроили не на одной из музейных барж. Как уже говорилось выше, для этого использовалась так называемая гусана – временная дровяная баржа, которая по прибытии в пункт назначения сама разбиралась на дрова.

В связи с «контингентом», который оказался запертым в водной тюрьме, возникает два вопроса. Во-первых, это его состав. Во-вторых, численность заключенных. Традиционно принято считать, что на барже находились только большевики и самые активные деятели советской власти. Лишь в одном месте в «Красной книге ВЧК» мелькнула такая фраза: «Аресты производились на квартирах и на улицах, и, таким образом, в их лапы попали свыше 200 человек советских служащих, красноармейцев и интернационалистов из австрийских и германских военнопленных» . На этом и заканчивается официальное упоминание «германцев», находившихся на барже. Впервые на эту сторону сюжета обратил внимание В.А. Мясников. В частности, он обнаружил воспоминания бывшего бойца «летучего отряда» милиции (одного из немногих не перешедших на сторону повстанцев) Леонида Петровича Маркова. Тот не только указывал на то, что в первые дни «водного заключения» на барже было много немцев, которых хорошо снабжали продовольствием по линии «миссии Балка». Марков пишет: «Вначале германцы добровольно делились продуктами, затем мы их стали отбирать» . Если судить по косвенным упоминаниям в документах, то на четвертый или пятый день боев почти все немецкие военнопленные были сняты с баржи и переправлены в город, в безопасное место.

Опять же, если говорить о партийном составе «русских» заключенных, то не стоит предполагать, что на барже оказались только коммунисты. Например, во время суда над Перхуровым сторона обвинения позволила себе следующую фразу: «Да, но на барже была разная публика, и коммунистов было меньшинство» . Из сохранившегося в архивах «Списка лиц, заключенных на барже, стоящей на р. Волге, и подлежащих перевозу в ведение начальника комендантской роты с зачислением их содержанием за военным судом» можно хотя бы приблизительно установить, кто оказался на «барже смерти». Публика была действительно пестрая. Например, среди заключенных был губернский военный комиссар, левый эсер, уроженец деревни Борисовка Мышкинского уезда Александр Флегонтович Душин. Его арест был продиктован не столько партийной принадлежностью, сколько должностью, занимаемой в советских органах власти. Не совсем понятно, за что был арестован и направлен на баржу бывший городской голова, врач Федор Сергеевич Троицкий, любитель модной жизни и один из первых ярославских обладателей частного автомобиля. Была на барже масса беспартийных красногвардейцев. В.А. Мясников в одной из своих публикаций отмечал, что «водяная тюрьма была интернациональна – наряду с русскими здесь томились украинец Иосиф Чечель, поляк Александр Сакновский, латыш Мартин Кушке, еврей Киш Гиршман, серб Милан Кусан, немец Фриц Букс» . Впрочем, одним из самых показательных заключенных был некоторое время возглавлявший местную ЧК губернский административный комиссар Федор Большаков. «Белая» пропаганда могла бы использовать его образ в качестве «идеального» комиссара-злодея. После ареста в его номере в Кокуевской гостинице (более известная как «Кокуевка») повстанческий патруль обнаружил настоящую «пещеру Аладдина» – почти целый пуд золотых изделий (портсигаров, колец, медальонов), несколько пудов серебра, включая серебряное паникадило из Риги, которое было эвакуировано в 1915 году в Ярославль, а еще бриллиантов примерно на 700 каратов.