Андрей Васильченко - Ярославский мятеж

Впрочем, особо агитировать местных селян не пришлось; казалось, они только и ждали того, чтобы кто-то сверг советскую власть. Тут же взял слово уважаемый в Диево-Городище человек, мельник Александр Федорович Ершов. Позже на допросе он показал: «Когда штатский стал говорить крестьянам, что у них отберут хлеб, если они не пойдут в город, крестьяне заволновались. Тогда я выступил в защиту учета хлеба и сказал, что хлеб необходимо распределить по населению, чтобы никто не пользовался больше, чем следует, например, на железной дороге получают по 30 фунт, в месяц, что несправедливо. После этого я сказал, что наша родина находится в опасном положении, со всех сторон наступают: в Архангельске французы и англичане, а немцы на Украине, и заняли все хлебные места, и учет и равномерное распределение хлеба необходимы, и, кроме того, в дела России иностранцы вмешиваться не должны. Россия должна управляться не немцами, не французами, не англичанами» . Крестьяне активно поддержали это выступление. Появились желающие записаться добровольцами, чтобы идти на помощь Ярославлю. Сход переместился в район пожарного депо (было в селе и такое). Кто-то принес икону, тут же отец Константин (Спасский) и Апполинарий (Витальский) отслужили молебен. После этого селяне разошлись по чайным, решив обсудить, что же делать дальше. Было решено, что село должно разделиться на две части: одни должны были направиться в Ярославль, другие занять оборону в Диево-Городище. Были, конечно, сомневающиеся, но они не рисковали возражать : «Стала собираться толпа, я пошел туда, мне сказали, что собираются идти в город и если кто не пойдет, то тех будут преследовать, а некоторые бабы кричали, что вилами заколем» . Нейтральной позиции придерживался, например, сапожник Константин Тихонов. Он вспоминал: «Я работал 7 июля в своем доме, т. е. подколачивал к сапогам резиновые подметки. Ко мне приходит сноха Мария Павловна и говорит, что на собрании постановили идти все в город Ярославль, и я со злобой говорил снохе, что пускай идут, кому нужно» . Однако под общим давлением «нейтралитет» быстро улетучился. Как вспоминали очевидцы, наиболее рьяно рвался в бой молодой человек Павел Кононов по кличке Чухонец. В одной из статей В.А. Мясников писал: «А перед этим по селу гонял на лошади, поторапливая людей на площадь ременным кнутом, подросток из отчаянно бедной семьи, живущей в мазанке на окраинной улице Бутырка, Пашка Кононов… Старики высказывают предположение, что тот Пашка был не в полном разуме, уж больно настырным слыл» . Как бы то ни было, но именно этот персонаж был главным «белым» активистом села. Один из крестьян рассказывал: «Я хотел идти домой, но меня Кононов Павлуха стращал: застрелим, если уйду» . Другой селянин сообщал о грандиозных планах Чухонца: «В этот же день Кононов вернулся, я его видел против нашего дома в кругу местных крестьян. Слышно было, что он говорил, что он объехал всю Прусовщину [3] Район на левом берегу Волги близ Ярославля, между селами Прусово и Диево-Городище. и что будто все крестьяне обещали завтра быть на собрании».

Сразу же надо оговориться, что сами жители села Диево-Городище ни разу не сомневались относительно того, кого поддерживают и кому идут на помощь: «Поехали на велосипедах в город Ярославль на помощь белой гвардии», «У штаба Белой гвардии встретились с отрядом волости», «Направил нас всех в штаб Белой Гвардии и дал нам проводника», «И нам было дано приказание из штаба белой гвардии, чтобы мы вернулись обратно», «Был второй сельский сход, на котором было постановлено всем пойти в город Ярославль на помогу белой гвардии» – и т. д. Первый отряд добровольцев выдвинулся в сторону Ярославля уже вечером 7 июля. Большая часть передвигалась на велосипедах, но и на них повстанцы не успели добраться до города до темноты. Они остановились в Яковлевской слободе, которая в настоящий момент является восточной окраиной города. Здесь отряд разделился – кто-то ночевал прямо в лесу, кто-то дома у знакомых. Наутро в Яковлевском оказалось уже приличное количество народа – около 200 человек, много людей приходило из окрестных сел и деревень. Собравшись, они двинулись в сторону «мятежных» Тверц, заволжской части Ярославля, где восставшие образовали отдельный фронт, тянувшийся от железнодорожного моста через Волгу до станции Филино. Здесь же началось вооружение прибывших крестьян. И вот именно в этот момент выяснилось, что бо́льшая часть из них были не слишком-то хорошими «вояками». Некоторые, получив винтовку, по привычке тут же направлялись пить чай. Один из участников событий вспоминал: «Все приехали в Тверицы в чайную и стали чай пить, и мы, сидя в чайной, услышали, кричат: “Кто желает брать винтовки”, и потом стали принуждать, чтобы брали оружие» . Или: «Но в штаб мы не вошли, товарищи мои пошли в чайную рядом со штабом», «Мне он и другие из толпы предлагали работать в каком-то Комитете, но я наотрез отказался и пошел чай пить» . Когда же выяснилось, что, оказывается, нужно будет воевать и выполнять чьи-то приказы, крестьянский энтузиазм и вовсе испарился. Один из крестьян позже вспоминал: «Когда мы приехали на станцию Коченятино и через несколько времени навстречу нам ехал эшелон Красной Гвардии, нам скомандовал офицер в цепь, мы отказались, но офицер в свою очередь закричал, что мы вас расстреляем за то, что не подчиняетесь. Но мы все-таки в цепь не пошли, но в это время близь нас разорвался снаряд, и после этого мы все пошли на платформу вагона и поехали обратно на станцию Урочь» . Подобного рода свидетельств – масса: «Я напугался, что могут убить. Собрался, сел на велосипед и поехал за село» – и т. д. В итоге из нескольких сотен прибывших крестьян на тверицком участке боев осталось не более семидесяти. Впрочем, даже это обстоятельство не мешало штабу Перхурова поначалу рассматривать общую тенденцию как благоприятную. Например, в штабном извещении от 9 июля 1918 года сообщалось: «В уездах все больше и больше разрастается восстание крестьян; по точным сведениям, в трех уездах свергнули и свергают власть большевиков, арестовывая советских руководителей и красноармейцев. Повсеместно в волостях крестьяне организовывают отряды добровольцев, вооружают их и посылают в распоряжение Ярославского Штаба. По донесениям из волостей, в настоящее время к Ярославлю массами подходят крестьяне-повстанцы».

Уход с «Тверицкого фронта» вовсе не означал, что селяне полностью дистанцировались от восстания. Многие из них принимали участие в работе созданного в Диево-Городище «Комитета спасения Родины». Эту структуру в селе возглавили Павел Кононов и дьяк Апполинарий (Витальский). По большому счету вся недолгая работа этой организации сводилась к тому, чтобы выдавать документы беженцам из Ярославля, а также налаживать оборону на подступах к селу. Для этого Кононов смог договориться со штабом повстанцев в Ярославле о выделении нескольких десятков винтовок и четырех (по другим версиям – двух) пулеметов, которые были доставлены в Диево-Городище в ночь с 8 на 9 июля. Один из самых активных участников комитета Исаак Москвин позже показывал: «Кто привозил винтовки и пулеметы, я не знаю» . Константин Тарасов же свидетельствовал: «Я увидел там крестьян села, Кононова, который сидел за столом над какой-то бумагой, Михаила Александровича Кубарева, который, как я видел, исполнял обязанности писаря, как это было и раньше, и никакой особой роли не играл. Тут же было еще несколько неизвестных мне лиц. Все крестьяне стояли и сидели и были вооружены винтовками. В маленькой комнате я увидал еще много винтовок, штук до 50, и ящик с патронами, и тут же стояли два пулемета. Оружие все было привезено Павлом Кононовым из Твериц, я это видел, когда мы уходили из Твериц, то много крестьян шло с винтовками домой, это было еще рано утром в понедельник».