Андрей Васильченко - Ярославский мятеж

Положение тверицкого отряда белых повстанцев становилось хуже с каждым часом. И самое главное: им не удалось сохранить контроль над железнодорожным мостом через Волгу. В книге Р. Балашова «Пламя над Волгой» есть краткое описание этой операции: «На рассвете 12 июля начался общий штурм железнодорожного моста через Волгу. Наступление прикрывал бронепоезд и несколько артиллерийских орудий. Красноармейцы двигались вслед за железнодорожной платформой, доверху нагруженной рельсами. Белые отвечали ружейным и пулеметным огнем и наконец не выдержали и побежали. Железнодорожный мост через Волгу в этот день был взят».

Более детальное описание захвата моста мы можем найти в воспоминаниях венгерского интернационалиста Рудольфа Гарашина, которые были изданы в СССР в 1970 году под названием «Красные гусары». В этих воспоминаниях мы читаем: «Для захвата моста нам дали четыре пулемета, обеспечили достаточным количеством патронов и ручными гранатами. В отряде костромичей тоже был пулемет. Эшелон наш остался позади, в километре от нас. Там расположился общий штаб, оттуда же мы получали продукты. К железнодорожному мосту действительно трудно было подступиться, так как около него стояли пулеметы, а один пулемет был установлен даже на ферме моста. Ночью мы осторожно подобрались к мосту на расстояние двухсот метров и окопались. Нам казалось, что мятежники получат из города подмогу, но этого не произошло. Значит, на помощь из города они, видимо, не надеялись. На третий день нам удалось уничтожить пулемет на ферме моста. Постепенно кольцо сжималось. Мы ждали благоприятного момента, чтобы захватить мост штурмом. Нам уже порядком надоело бездействие. Вышестоящее командование нашу тактику одобряло (ведь мы сковывали значительные силы противника, который все еще, видимо, не терял надежды получить помощь от Антанты и потому упорно оборонял мост). Приказа на штурм моста нам все не давали. Однажды на мосту появился поезд противника. Вначале мы приняли его за бронепоезд, но вскоре наши конники установили, что это самый обычный поезд, вооруженный двумя пулеметами. Противник обстрелял нас из этих пулеметов, правда, никакого ущерба не нанес. Вскоре поезд скрылся из виду. Однажды из разведки не вернулись трое наших конников: они были убиты метрах в двадцати пяти от моста. Это были красногвардейцы Имре Такач, Альберт Сабо и Михай Ковач. Их тела нам удалось забрать только ночью. Чаша терпения была переполнена, и мы наконец, получили приказ штурмовать мост. И вот под покровом ночи мы приблизились к мосту, а на рассвете пустили на мост отцепленный от состава паровоз. Машинист успел соскочить на землю, а паровоз выехал на мост. Началась сильная стрельба с обеих сторон. С криками „ура“ красноармейцы бросились к мосту. Когда они достигли его середины, противник на том берегу не выдержал и побежал. Захватив мост, мы окопались на противоположном берегу. Контрреволюционеры уже не посмеют сюда вернуться! Привели пленных. Тридцать пять бывших царских офицеров. Остальные сбежали. Увидев, что попали в плен к венграм, русские офицеры стали страшно ругаться. Товарищу Ткаченко пришлось провести с ними своеобразную политбеседу о пролетарском интернационализме. Пленные стали молиться и спрашивать, какая же участь их ожидает. Наши ответили: точно такая же, какую готовили они нам. Всех пленных мы провели через мост и заперли в одном из вагонов, приставив к нему часовых».

В своих планах белые заговорщики не надеялись только лишь на волю случая. В Ярославле они пытались анализировать, рассчитывали, делали тактические прогнозы. Кроме собственно офицерской организации, состоящей как из ярославцев, так и приезжих, ставка делалась на броневой дивизион. Именно силами этого подразделения предполагалось разоружить и нейтрализовать т. н. «коммунистический отряд», считавшийся самой боеспособной частью, подчиненной советской власти. Командовал броневым дивизионом участник Первой мировой войны, прапорщик Валентин Супонин. Для планировавших восстание он был очень удобной фигурой, так как, с одной стороны, ненавидел большевиков, но при этом все-таки пользовался расположением советской власти. В частности, он постоянно присутствовал на собраниях Совета солдатских депутатов. Однако именно это обстоятельство послужило поводом для неоднозначного отношения к нему руководства тайной организации. Полковник Перхуров откровенно не доверял прапорщику. Позже на судебном процессе Перхуров заявит по поводу Супонина: «Он произвел на меня весьма сомнительное впечатление, будет ли он на нашей стороне. Я проверил свое мнение, и ответы получились неуспокоительные. Весь вопрос был в том, на чьей стороне он будет – на нашей или на стороне Советских войск». Однако генерал Гоппер отнесся к командиру броневого дивизиона в высшей мере доверительно. В своих воспоминаниях генерал написал о силах, которые должны были поддержать вооруженное выступление белых в Ярославле: «Автопулеметный отряд, состоявший из двух броневиков и пяти пулеметов. Вся команда этого автоотряда – 25 человек – состояла из офицеров, входивших в нашу Ярославскую организацию, а ее начальник – поручик Супонин – являлся одним из деятельных членов офицерской организации и одновременно пользовался большим доверием и даже авторитетом в военных делах у большевиков, они приглашали его на все важнейшие заседания и не имели от него почти никаких секретов». Как бы то ни было, Супонина не посвящали во все тонкости плана, а ставили лишь в известность в общих чертах. Перхуров по этому поводу сообщал: «Заседаний [штаба заговорщиков] планомерных не было, но приходили командиры полков. Я получал известные сведения, давал им соответствующие инструкции. Потом приходил начальник броневого дивизиона. Я ознакамливал его с тем же самым. И таким образом я пропускал через свои руки всех людей. Так что сплошных заседаний не было, а просто они приходили или группами, или поодиночке».

Опасения Перхурова оказались вовсе не напрасными. В ночь выступления Супонин не прибыл на Леонтьевское кладбище. Некоторое время после захвата оружейных складов начавшие выступление офицеры ожидали прибытие броневиков. Именно с этим было связано почти часовое бездействие, равно как возникли опасения относительно того, что планы раскрыты и заговорщики, направившись в город, оказались бы в ловушке. Однако броневой дивизион примкнул к восставшим, хотя и с очень большим запозданием. Оказалось, что второй броневик вышел из строя, а потому несколько десятков человек выдвинулись при поддержке только одной бронемашины. Очевидец вспоминал: «Когда броневик прибыл – дело улучшилось. Мы двинулись. При входе в город с левой стороны тянулись заборы, и тут показались скачущие всадники, человек 40–50. Я расставил цепь и приказал, чтобы огня не открывали. Цепь имела дозоры, а броневик ушел вперед». Самым странным в этой ситуации было то, что броневой дивизион привел вовсе не поручик Супонин. Тот накануне выступления исчез в неизвестном направлении. Возможно, он испугался последствий, а потому решил умыть руки; не стал выдавать планы восстания, но и не присоединился к нему.