Уилбур Смит - Когда пируют львы. И грянул гром

– А где Дафф?

– Принимает ванну, потом придет с тобой завтракать.

– Подожду, а пока налей-ка мне чашечку кофе, будь умницей.

Она принесла ему кофе.

– Твой дикарь все утро ходит за мной хвостом, хочет тебя видеть. Я уж собиралась выставить у двери вооруженную охрану.

– Впусти его, Кэнди, – рассмеялся Шон.

Она пошла к двери и остановилась, положив руку на задвижку:

– Я очень рада, что ты снова с нами, Шон. И прошу тебя, не делай больше таких глупостей, хорошо?

– Обещаю, – ответил он.

Быстро вошел Мбежане и остановился у двери:

– Нкози, с тобой все хорошо?

Шон посмотрел на забинтованные, в пятнах йода руки Мбежане, перевел взгляд на коричневую с золотом ливрею, ничего не ответил. Потом перевернулся на спину, уставился в потолок:

– Я посылал за человеком, который мне служит, а вижу перед собой обезьянку на цепочке.

Мбежане стоял не шевелясь, лицо оставалось бесстрастным, только по глазам было видно, что слышать такое ему обидно.

– Пойди поищи моего слугу. Ты узнаешь его по одежде – это наряд зулусского воина.

Несколько секунд прошло, прежде чем живот Мбежане заколыхался от смеха, смех сотряс его плечи и растянул его губы. Он тихонько закрыл за собой дверь, прошла минута, и он снова явился, на этот раз в своей набедренной юбочке. Шон приветствовал его улыбкой:

– А-а-а! Я вижу тебя, Мбежане!

– И я тебя тоже вижу.

Он подошел к кровати, и они немного поговорили. В основном про обвал, но участие Мбежане в спасении Шона обошли стороной. Обоим казалось, что эти слова только повредят разговору. Может быть, они поговорят об этом когда-нибудь после, но только не сейчас.

– Завтра карета тебе понадобится? – спросил наконец Мбежане.

– Да. А теперь ступай. Поешь и выспись как следует.

Шон протянул руку и коснулся руки Мбежане. Совсем легонько, словно хотел попросить прощения, и Мбежане ушел.

Потом в шелковом халате явился Дафф. Они позавтракали яйцами, съели бифштекс, и Дафф послал вниз за бутылочкой вина, чтобы еще раз сполоснуть глотки от пыли.

– Говорят, Франсуа засел в «Светлых ангелах» – как выбрался из шахты, пьет, остановиться не может. Когда немного протрезвеет, пусть приходит в контору, заберет расчет.

Шон выпрямился:

– Ты что, собираешься его уволить?

– Нет, не уволить, а дать пинка под зад, чтобы он приземлился только в Кейптауне.

– За что, черт побери?

– За что? – отозвался Дафф. – За то, что сбежал, вот за что.

– Дафф, вспомни, он уже побывал раз в обвале в Кимберли.

– Ну да.

– Сломал обе ноги, ты же сам говорил.

– Да.

– Знаешь, что я тебе скажу? Если бы со мной такое случилось во второй раз, я бы тоже удрал.

Дафф молча разлил по бокалам вино.

– Пошли кого-нибудь в «Светлые ангелы», пусть скажут, что алкоголь вреден для печени, – это его протрезвит. И еще пусть скажут, что, если завтра утром его не будет на работе, мы урежем его жалованье, – сказал Шон.

– Не понял, – сказал Дафф, озадаченно глядя на Шона.

– Когда я лежал там, в этой дыре, у меня было время подумать. И вот я пришел к выводу, что, для того чтобы добраться до вершины, не обязательно идти по головам других.

– Вон оно что… понятно, – криво усмехнулся Дафф. – Рождество еще не настало, а ты уже решил творить добро. Что ж, можно начать и в августе. Тогда все в порядке. А то я уж стал тревожиться: может, тебя камнем по голове задело. Я, между прочим, тоже люблю творить добро.

– Дафф, я не хочу увольнять Франсуа.

– Хорошо, хорошо, он остается. Если хочешь, откроем здесь бесплатную столовую, а из Ксанаду сделаем дом престарелых.

– Пошел к черту. Я просто считаю, что увольнять Франсуа нет необходимости, вот и все.

– Да кто спорит? Я же с тобой согласился, разве нет? Я всегда глубоко уважал тех, кто верит в добро. Я творю его постоянно.

Дафф подвинул стул поближе к кровати.

– Совершенно случайно у меня в кармане оказалась колода карт, – сменил он тему и вынул из кармана халата карты. – Может, перекинемся?

Шон проиграл пятьдесят фунтов, и от разгрома его спас прибывший новый врач. Постучав его по груди, доктор покачал головой, поцокал языком, выписал рецепт и до завтра велел сохранять постельный режим. Он уже уходил, когда прибыли Джок и Тревор Хейнсы. Джок держал в руке букет цветов, который он, смущаясь, вручил Шону.

Потом комната стала наполняться народом по-настоящему: прибыли остальные с биржи. Кто-то притащил ящик шампанского, в одном углу затеяли игру в покер, в другом спорили о политике.

– Да кем он себя считает, этот Крюгер, Богом, что ли? Слышали, что он сказал в прошлый раз, когда мы ездили к нему по поводу получения права голоса? «Протестуйте на здоровье, у меня пушки, а у вас нет!»

– Три короля бьют – а у тебя карты на руках!

– …Подождем – увидим. К концу месяца «Консолидейтед Витс» будет бить уже тридцать шиллингов.

– …А налоги? На динамит еще на двадцать процентов!

– …В Оперном появилась новая штучка, Джок купил на нее билет на весь сезон, и никто ее еще не видел.

– Ну хватит, слышите, прекратите оба! Хотите подраться – шагайте на улицу, здесь у нас как-никак больной.

– Эта бутылка пустая, Дафф… открой-ка еще одну.

Шон проиграл Даффу еще сотню. Потом, уже после пяти, вошла Кэнди и ужаснулась:

– Вон отсюда, все до одного, пошли вон!

Комната опустела так же быстро, как и наполнилась. Кэнди стала собирать сигарные окурки и пустые бокалы.

– Вандалы! Прожгли дырку в ковре… а это что, ты только посмотри, на столе лужа шампанского!

Дафф прокашлялся и налил себе еще.

– Может, тебе уже хватит, Даффорд, ты так не считаешь?

Дафф поставил бокал.

– И не пора ли тебе пойти и переодеться к обеду?

Дафф неуверенно подмигнул Шону, но послушно встал и вышел.

Дафф и Кэнди вернулись в комнату Шона после ужина и выпили с ним ликера.

– А теперь спать, – скомандовала Кэнди и пошла задергивать шторы.

– Еще же совсем рано, – запротестовал Дафф, но все без толку: Кэнди решительно задула лампу.

Шон нисколько не устал, он весь день провалялся в постели, и сна сейчас не было ни в одном глазу. Он взял сигару, прикурил, прислушиваясь к уличному шуму за окном, и только после полуночи задремал.

Проснулся он с криком – его снова окружал мрак, одеяло закрыло голову, затрудняя дыхание. Шон отбросил его, встал с кровати и сделал несколько неверных шагов в темноте. Сейчас ему нужен был свежий воздух и свет. В темноте он наткнулся на плотную бархатную штору, и она облепила ему лицо. В попытке освободиться он толкнулся плечом в стеклянную двустворчатую дверь, ведущую на балкон, она распахнулась, и он вышел. Его окружил свежий, холодный воздух, а в небе сияла полная луна. Ощущение удушья прошло, нормальное дыхание восстановилось.