Александр Пумпянский - Диктаторы и террористы [Хроники мирового зла] [litres]

На рубеже XVI и XVII веков прекрасный английский поэт Джон Донн отчеканил совершенную формулу гуманизма:

«Нет человека, который был бы, как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка… а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе».

В середине ХХ века Эрнест Хемингуэй поставил эти строки эпиграфом к роману «По ком звонит колокол». Так они до нас и дошли. В стране Архипелага ГУЛАГ весть о том, что ни один человек не остров, звучала особенно пронзительно.

Свою статью в «Известиях», посвященную Гаагскому суду над Слободаном Милошевичем, Юрий Лужков назвал длинней, чем романист: «Не спрашивай, по ком звонит колокол». На свой невопрос он отвечает более метафизически, чем поэт: «Он звонит по потерянной справедливости».

Насколько я помню, мэр Москвы впервые так страстно поднял свой голос в защиту потерянной справедливости. В Москве проживает 9 миллионов человек. В России – 145 миллионов. На всем земном шаре – 6 миллиардов. Почему из всего многообразия человеческих судеб для московского мэра свет справедливости сошелся клином именно на Слободане Милошевиче? Эту загадку стоит разгадать, тем более что голос Юрия Лужкова не одинок, в нашей публичной политике и прессе из таких голосов сложился нестройный и очень громкий хор, и мэрское выступление задним числом претендует на партию запевалы.

В этом выступлении есть все. Откровенность, доведенная до прокурорской безапелляционности:

«Можно сочувствовать в личном плане обоим проданным и преданным президентам Югославии – да, да, я считаю, что теперь судьба Воислава Коштуницы намертво сплелась с судьбой его бывшего политического противника (и не так уж важно, говорит он правду или нет о своем неведении: югославскую государственность и всех причастных к ней, в том числе и Коштуницу, будут судить в Гааге как таковых по факту принадлежности)…»

Профетическое бесстрашие:

«Милошевич, ставший всемирным ньюсмейкером в глобальном информационном пространстве, в состоянии испортить своим гонителям судебный сценарий почище, чем Димитров на Лейпцигском процессе в эпоху недоразвитых новостных технологий. В зале Гаагского трибунала вся королевская рать стран НАТО, может быть, вопреки своим первичным планам, вступит с ним, с Милошевичем, в поединок как с „павшим величеством“ в единственном числе.

В неумной попытке заполучить Милошевича на свой суд и расправу и таким образом „закрыть тему“ участники бомбардировок Югославии, того не заметив, сами посадили себя на скамью рядом с обвиняемым».

Философские глубины:

«В горячке комментариев… было взвешено, оценено, уже сказано и написано так много, что главное приходится не искать, а высекать, как Давида из глыбы мрамора. Главное для меня – в угрозах, которые несет в себе овеществление утопии глобализации, всемирного правительства, жандарма и трибунала, внедрение в международную практику концепции „ограниченного национального суверенитета“».

Независимый глобальный мыслитель и универсальный критик Юрий Лужков осуждает Запад, чьим «единственным настоящим принципом было желание ее (Югославию) развалить ». Поделом ему, растленному Западу! Однако же достается на орехи и всей предшествующей российской политике:

«Такова печальная подоплека наших голосований в ООН за резолюции, односторонне осуждающие Югославию, за режим эмбарго и блокады, за поручение НАТО „принуждать к миру“, за создание самого механизма Гаагского трибунала».

Обложив Черномырдина – Ельцина, ударив в колокол Донна – Хемингуэя, мэр высек Давида, пролил достоевскую слезу ребенка, сослался на высший авторитет «грека Полибия, предтечи сегодняшних глобалистов» , помолился за Югославию, «чтобы она удержалась» , ткнул перстом в «заблуждение Запада, его моральную неправоту» и увенчал все это богатое рассуждение страстной проповедью: «Не бойся противника, не бойся врага, но бойся единственно только того, кто скажет: „Я знаю, как надо!“» Вот тут он, пожалуй, немного перестарался. В чем в чем, а уж в монашеском смирении или в интеллигентском сомнении московский мэр ранее не был замечен.

Югославская публицистика Лужкова, безусловно, выдающийся образец жанра. В ней нет ни одной нефальшивой ноты.

Ставить Коштуницу на одну доску с Милошевичем – нелепо. Ставить знак равенства между Милошевичем и югославской государственностью – цинично.

Сравнение Милошевича с Димитровым (и, надо полагать, параллель Запада и НАТО с фашизмом) чудовищно глупо. Видение того, как падший диктатор превращает поражение в триумф, защиту в нападение, а Гаагу в Лейпциг, – из области чистого бреда.

Объяснение югославской трагедии последнего десятилетия кознями Запада – того же интеллектуального свойства, что и объяснения распада СССР кознями Запада, что мы постоянно слышим на жалких сходках пожилых людей со злыми лицами, красными флагами и портретами Сталина.

Родовая черта писаний подобного рода – много пафоса и полное нежелание считаться не просто с фактами, но даже и с историческими итогами и уроками.

Кто такой Слободан Милошевич? Десять и даже пять лет тому назад у нас могли быть сомнения, но сейчас-то мы твердо знаем: это безжалостный спекулянт, удачливо наживавшийся на историческом катаклизме и национальной трагедии, то есть абсолютно худший тип правителя. Коммунистический функционер, в одночасье обернувшийся националистическим вождем, он без колебаний вверг Югославию в четыре войны, все проиграл и при этом постоянно выигрывал в главном – его власть над сбитым с толку, деморализованным народом, чей национальный дух был уязвлен, все крепла и крепла, пока не рухнула и она.

Югославская трагедия – это самое тяжкое, что пережила Европа после Второй мировой войны. Этнические чистки, сотни тысяч погибших, миллионы беженцев и перемещенных лиц, Сараево, повторившее судьбу осажденного Ленинграда, Сребреница, повторившая судьбу Хатыни… Нет человека, который был бы повинен во всем этом больше, чем Милошевич. Мы действительно хотим, чтобы подобные преступления остались безнаказанны? Мы уверены в том, что мир, в котором подобные преступления останутся безнаказанными, будет лучше и безопасней для грядущих поколений?

Кстати, мандат Гаагского суда вполне конкретен. Те, кто попадают туда, обвиняются в «преступлениях против человечности, в том числе убийствах, депортации, преследованиях на политической, расовой и религиозной основе, а также в нарушении законов и обычаев войны».

Противники выдачи Милошевича говорят, что были и другие «лорды войны», что хорватский Туджман и боснийский Изетбегович ничуть не лучше и что несправедливо, если один будет объявлен международным преступником, в то время как другие останутся национальными героями. Это правда. Одиночество этого патриарха на гаагской скамье действительно нестерпимо. Последним прибежищем всех негодяев, прикрывавшихся патриотизмом, должна быть тюрьма. Раскрытие технологии того, как национальные герои превращаются в международных преступников, было бы гораздо более показательным, урок человечеству – более поучительным и универсальным, если бы рядом с потерпевшим фиаско Милошевичем оказались и другие соразмерные фигуры. Иначе легко сказать, что в Гааге судят побежденного, а не преступника.