Александр Пумпянский - Диктаторы и террористы [Хроники мирового зла] [litres]

Гаагский суд – это действительно первый после Нюрнберга опыт суда над побежденным преступником. До опыта суда над победительным преступником международное право и согласие пока не доросли. Увы!

Между тем Лужков и другие вовсе не требуют заполнить гаагскую скамейку недостающими клиентами. Они хотели бы ее вовсе отменить.

Противники выдачи Милошевича обвиняют Запад в непоследовательности, двуличии и попытках замести следы собственных преступлений. Эти инвективы не вовсе лишены оснований. Запад долго бездействовал, если не равнодушно, то пассивно наблюдая, как акт за актом разворачивается большая югославская трагедия. Запад не вмешивался. Пора бездействия сменилась активным лавированием, манипуляциями с пряниками и кнутом. Попытки договориться с «лордами войны», построить мир их же руками сочетались с давлением на них, вплоть до точечных бомбежек сербских объектов – самого противоречивого решения. «Принуждение к миру» (вынужденное открытие ООН) не создало жизнеспособного государства в Боснии и Герцеговине. «Гуманитарные интервенции» (еще одно вынужденное открытие НАТО, вызвавшее наибольшее число протестов), подавив малый сербский империализм, развязали руки албанскому национализму в Косове. И тем не менее нужно обладать полной аберрацией зрения, чтобы считать, что многолетние старания ООН и НАТО остановить на территории распадающейся Югославии войну, этнические чистки, тактику выжженной земли, изгнание сотен тысяч людей из их домов хуже, чем сама эта практика. Весь посыл международного сообщества разгулявшимся вождям югославских национализмов, в сущности, в этом и заключался: война, этнические чистки, насильственный исход не могут быть методом достижения национальных целей.

Югославская трагедия показала, к чему приводят национализмы, стоит лишь дать им волю – на какие бы святые понятия, цели и идеалы ни ссылались при этом.

Зачем Лужкову ассоциировать себя с Милошевичем, ведь это очень опасная ассоциация? Две державы – мировая и региональная, два коммунистических режима – жесткий и более либеральный, два многонациональных государства – СССР и СФРЮ – развалились практически одновременно и в некотором роде показательно. Процесс с исторической точки зрения одинаковый. Но какие разные последствия! Можно сколько угодно клясть Горбачева с Ельциным – и поделом! Но стоит представить на их месте Милошевича, и тогда все драмы «катастройки» покажутся мелкими неприятностями. Страшно даже мысленно приложить к югославской трагедии советский размах и масштаб. Так что для пессимистов могу сообщить хорошую новость: на переходе от коммунизма к посткоммунизму у нас случились не худшие вожди. Как показывают опыт Югославии и уроки Лужкова, могло быть гораздо хуже.

Зачем Лужкову быть больше сербом, чем сами сербы? Зачем с такой явно преувеличенной страстью обличать Запад? Отчего это для наших «патриотов» страшней «утопии глобализации» зверя нет? Это вопрос не только темперамента, это выбор на уровне инстинкта: нельзя, чтобы кто-то говорил нам «нельзя». Даже если этот кто-то – мировое сообщество, международное право, нормы европейской цивилизации.

А свою статью в «Известиях» Юрий Михайлович назвал хорошо: «Не спрашивай, по ком звонит колокол». Жаль, что автор не привел цитаты полней. Эту ошибку стоит исправить:

Нет человека, который был бы, как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и так же, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе.

Как видите, четыре века тому назад поэт писал именно об этом. В переводе на прозаические слова: о человечности, о глобализации и о единой Европе.

– Я знаю, как вы назовете свой репортаж, – говорит мне командующий KFOR.

– Как?

– «Какое кино снимается в Косове?»

– Почему?

– Знаете, где вы находитесь? Это «Фильм-сити». Раньше здесь была киностудия, а сейчас мой штаб. А знаете, какие фильмы здесь снимались?

– Какие?

– Порнофильмы.

Неплохое начало беседы с четырехзвездным французским генералом Валантеном. И он попал в точку, именно это меня интересует: какое кино снимается нынче в Косове, а раньше в Боснии и все последнее десятилетие в большой Югославии – теперь уже бывшей. Звезды – местные и мировые – самой первой величины. Герои неотличимы от злодеев. Непредсказуемый монтаж: исступленные толпы во власти одной и той же сверхценной национальной идеи и – встык – потоки беженцев, переселения народов, исход. Батальные сцены сменяются дипломатическими, чтобы вновь взорваться батальными. Явный избыток пиротехники, огонь во всех видах: кусок пакли в дом соседа-инородца, огонь с гор по осажденному городу, огонь с неба как кара небесная. Самый назойливо повторяющийся прием – пожарище. Про что этот фильм-катастрофа: про вечный зов – зов крови, который затмевает рассудок? Про этнические чистки как оружие патриотизма? Про авантюрность, цинизм и безмерную глупость политиков – по природе своей спекулянтов и игроков на страстях человеческих? Про то, как злато их уст превращается в грохочущий булат, а серебро людских надежд и ожиданий – в камень и слезы? Про жуткую месть Истории, которая порой засыпает на десятилетия, а то и века, но ничего не забывает и не прощает и рано или поздно взрывается, как вулкан? Жуть ситуации в том, что разливающаяся огненная лава настигает не вождей, не тех, кто своевольничал, насиловал людей и законы развития, а по большей части их жертв и даже следующие поколения… Про то, как люди не ведают, что творят, даже тогда, когда очень хорошо это знают?

Последняя серия кровавого сериала снималась на Косовом поле. Политические сценаристы не поскупились на эффектные ходы, вроде бомбовой дипломатии Запада и двух разнонаправленных волн исхода, каждая из которых напоминала девятый вал. Сначала 800 тысяч албанцев, подгоняемые штыками армии Милошевича, оставили свои дома и потекли в соседние государства: Албанию, Македонию, Черногорию. Потом под натовские бомбежки албанские беженцы вернулись, зато ушла югославская армия и вместе с ней 250 тысяч сербов. И Косово превратилось в странное сюрреалистическое образование. Формально между Косовом и Югославией нет границы, но более жесткий пограничный контроль, чем на этой несуществующей границе, трудно представить. Формально Косово как было, так и есть югославская территория, но суверенитет Белграда здесь не действует. Вакуум власти заполняет ООН. Естественно, «временно» – как гласит дипломатическая формулировка, до решения вопроса о конечном статусе Косова, по поводу которого существуют две непримиримые позиции. Албанское большинство (90 процентов населения) видит Косово независимым государством. Сербское меньшинство и Белград – сербской провинцией. Албанские города и села – это видно невооруженным глазом – переживают бум. Сербские анклавы находятся в безнадежно депрессивном состоянии. Массового насилия нет, за этим как раз и следит 39-тысячная армия KFOR. Но сербы живут в фактических гетто.