Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Сокол над лесами [litres]

– Они ведь передавали через бужан, что хотят Яру сватать за Святослава? – добавила княгиня.

– Ох… верно, – за эти два дня Благожит вовсе забыл не только о сватовстве, но и о том, что у него есть взрослая дочь.

– Если отдать Святославу Яру, то и древлян ему долго ждать не придется. Помнишь, Коловеев отрок, Далята Величарович, за ее венок с Жировитом сцепился? Уж очень ему Яра по мысли пришлась. Не смирится он, если ее другому отдадут. К тому же врагу его кровному.

– Так что же… сватать им Яру?

– Да, – Карислава значительно кивнула. – Ты вот как сделай: обещай киянам дань, но положи условие – если к ним древляне сами явятся, то пусть они убийц возьмут и мстят им, а дани нам не платить больше.

Благожит помолчал: он был слишком расстроен, чтобы сообразить, может ли тут дело сладиться.

– А чтобы сватать их, я сама, коли хочешь, с их княгиней потолкую, – предложила Карислава.

Сватовство у хотимиричей было женским делом: им занимались старшие родственницы жениха и невесты, а мужи служили только послухами, своим присутствием придавая делу важности.

– Не боишься ты… с ней говорить?

– Чего мне бояться? – Карислава подбоченилась. – Я на своей земле. Не в этом трудность.

– А в чем?

– Не мы ведь Ярой владеем. Судьбу ее решать будет Толкун-Баба.

– Ну уж нет! – Благожит поднялся со скамьи и даже расправил плечи, будто вдруг вспомнил, что он мужчина и князь. – Если с киянами дело сладится, то пусть Толкун-Баба или девку мне выдаст, или тридцать тысяч куниц! Пусть хоть из-под земли достает, на то ей мудрость богами дана!

Карислава знала, что взяла на себя непростую задачу – пожалуй, муж с такой и не справится, здесь нужна гибкость и повадливость женского ума. Она не привыкла сомневаться в себе, однако ночью долго не спала, раздумывая, как соединить в согласии таких несхожих людей, как Ольга киевская и Толкун-Баба, да еще так, чтобы согласие это пошло на пользу роду Хотимирову. И если Ольга смущала ее своей чуждостью и непонятностью, то Толкун-Баба обещала трудности, которые Карислава представляла себе очень хорошо.

Перед рассветом было слышно, как вдали рокотал гром. Приближался Перунов день: то время, когда грозовой бог достигает высшей своей силы и гонит прочь все нечистое, но в огне его небесной войны порой гибнут и созревшие нивы. Поэтому так важно хорошо отметить день зачатия Перуна: подкрепить его силы, но и ублаготворить, чтобы гнал прочь градовые тучи и буйные ливни. Голосом дальнего грома Перун напоминал: пора за дело, времени мяться нет. Уже выбран бычок для требы и братчины, судьба рода решится вот-вот.

Назавтра же Карислава отправила отрока к воротам городца. Теперь, как это ни дико, их охраняли киевские оружники, и сами хотимиричи не могли войти в собственное святилище без позволения гостей. Именно эта необходимость на несколько дней в году отдавать самое сокровенное, священное свое в полную власть чужаков, как хотимиричи знали от древлян, служило к унижению того племени, которое несло на себе обязанность платить дань.

Однако ждать Кариславе не пришлось: несмотря на ранний час, к ней явился киевский отрок и поклоном от Эльги и заверением, что та будет рада повидать Благожитову княгиню, когда той желается.

Карислава пошла не одна: позвала с собой вуйку Благожита – бабу Ждану, жен Гордины и Веденя. Эльга приняла их в той обчине, где вчера шли переговоры мужчин. По бокам от нее стояли две служанки и два крепких отрока, рядом сидел Святослав. Еще кое-кто из киян расположился поодаль, ожидая, не понадобится ли господам. Карислава с беспокойством озиралась: ее тревожило, что рядом так много чужих, воинственных мужчин. Зато Эльга была спокойна, будто они и составляли ее ежедневное окружение.

Хотимирские жены чинно уселись в ряд: Карислава, Ждана, Гординина женка, Веденева женка. Баба Ждана, крупная толстолицая старуха, держалась надменно и замкнуто, хотя на самом деле была растеряна и напугана, будто в медвежью берлогу попала. Две другие с любопытством зыркали по сторонам, словно ожидая, что с прибытием русов их собственная, до последнего бревна знакомая обчина наполнится неведомыми дивами, как золотой Сварожий сад. Карислава заставляла себя приветливо улыбаться, но ее не покидало неприятное чувство. Они, знатнейшие жены Хотимирля, пришли сюда вчетвером, в лучших своих «горевых срядах», в сложно намотанных платах, воплощая плодородие, многолюдство, единение и благополучие своего рода. Эльга сидела напротив них лишь с сыном, который, похоже, и составлял всю ее семью, тоже в белых одеждах – знак вдовства. И как-то это все наводило на нелестное для Кариславы убеждение: их, таких, на свете не счесть, а киянка такая одна… Как ни пыталась Карислава укрепить дух мыслями о том, что род за спиной делает ее сильнее одиночки Эльги, не отпускало смущение и даже испуг. Эльга принесла сюда, в их хорошо знакомый, глубоко укорененный мир нечто иное. Иную силу, вполне земную и человеческую, но могучую и хотимиричам непонятную.

– Не хочет ли сын твой, сокол ясный, по лугу зеленому погулять? – улыбнулась Карислава, когда после приветствий Эльга усадила жен хотимирских напротив себя. – Утро нынче красное – теплое, душистое.

В глазах Эльги мелькнуло понимание. Она ехала сюда, предвидя трудный разговор о сватовстве, которое, конечно, Благожит будет отвергать. Но вот его жена сама пришла с этим же разговором, сама заняла место просительницы.

– Ступай, сыне, погуляй по лугу, – ласково приказала Эльга. – Скучно тебе будет наши женские беседы слушать.

Святослав взглянул на нее в удивлении: он не ждал, что она его отошлет. Но Эльга уверенно и значительно закивала, даже шепнула на северном языке: «Иди пройдись!», давая понять, что и впрямь этого хочет. Поджав губы в знак своего неудовольствия, Святослав все же встал и направился к выходу.

– А чего она… – с возмущением начал он, едва оказавшись во дворе.

– Тихо! – улыбнулся Хрольв, с несколькими отроками вышедший вслед за ним. – Раз бабы пришли и тебя отсылают – значит, про сватовство речь пойдет. Это дело поначалу без жениха обсуждают, среди матерей.

– Жениха… – пробурчал Святослав, но больше не спорил: ему стало ясно, откуда это радостное ожидание в глазах матери.

Эти переговоры обещали ему превращение в полностью взрослого мужа в самое ближайшее время: после Дожинок настанет лучший срок для свадеб, а до того осталось седьмицы три. И он весело направился с Хрольвом на луг – проведать основную часть дружины. Уже почти видя себя женатым, он теперь глядел по сторонам так, будто разом вырос на голову.

Оставшись одни, княгини пришли к взаимному пониманию весьма быстро. Все знали условные, но как день ясные речи: что-де пришли мы не пол топтать, не язык чесать, не с бездельем, а с добрым делом; что есть-де у нас ярочка, а у вас барашек, и хорошо бы их вместе свести. Эльга дала понять, что такая невестка ей будет весьма приятна, и высказала условия. Их она заранее обдумала и обсудила с советниками. Получая в жены Яронегу, Благожитову дочь, Святослав вступал в родство с хотимиричами, а значит, обещал им полную безопасность и дружбу. Буде покусится на них какой враг – неманичи, угры или волыняне, то Киев обещал немедленную помощь войском и всем прочим. Но в ответ от Благожита требовалось клятвенно подтвердить при свидетельстве всех своих старейшин, что если он не оставит после себя сына, то земли его отходят Святославу.