Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Сокол над лесами [litres]

– Нет на нас крови! – возмущение от таких ужасных обвинений помогло Обаюну опомниться. – Какая добыча! Побойтесь богов! – Он выразительно указал на идолы, будто один вид их должен был привести гостей в чувство. – Не добыча это никакая, а Перезвана того мы и в глаза не видали!

– Не видали! – с возмущением подхватил Святослав. – Зажмурясь, что ли, рубили его?

– О боги! – Благожит повернулся к идолам и с мольбой поднял руки. – Помогите! Растолкуйте! Вразумите! Что такое? О каких злодействах речь? Мы – убийцы? Мы, чада Хотимировы? Я, отец горестный, что сына юного потерял, будто сокола, на взлете стрелой вострою подбитого?

– Не просил ли ты благословения у этих же богов, когда рать на Перезванец посылал? – сурово спросила Эльга, когда он снова повернулся к ней.

– Богами клянусь, – Благожит оглянулся, – не посылал я рати на Перезванец, и о чем ты толкуешь, не пойму.

– Откуда у вас это платье цветное? – спросил Мистина.

– Дары нам поднес друг наш… Людомир волынский, да примет земля его кости.

– Людомир? – Эльга снова удивилась и переглянулась с Мистиной. Не это имя она ожидала услышать. – А может… Коловей? Деревлянин?

– Коло… Здесь был Коловей! – сообразив, Путислав закивал. – Они же, древляне, с волынянами вместе приехали, да, княже? За одним столом тогда сидели, когда Людомир тебе и дары сии преподнес, и го… – он запнулся. – Ну, бочонок… тот…

Сдерживаясь, многие русы все же бросили косой взгляд на Острогляда. Он стоял среди хотимиричей и уже успел за утро у них выяснить, что бочонок с головой Божатки отослан в Невидье и просить его надо у Толкун-Бабы – старшей жрицы Нави.

– А верно ли мы слыхали, – Эльга слегка наклонила голову набок, – что Людомир волынский прямо на игрищах Купальских поражен был насмерть силой невидимой?

– Точно так, – кивнул Обаюн. – Корчец водяной его взял, в полночь, и к полудню позвала земля.

– И что говорят ваши знающие – по какой причине с ним такая беда приключилась?

Благожит переглянулся с родичами. Они и сами хотели бы это знать, чтобы не навлечь ненароком и на себя гнева богов. Карислава потупилась: она знала чуть больше, но молчала.

Однако, как красива оказалась княгиня киевская! Слушая тревожный разговор и краем мысли сознавая, что вот-вот над головой, прямо перед ликами богов, может зазвенеть оружие, Карислава не могла не обшаривать восхищенным взглядом блестящий узорный шелк на длинном вершнике Эльги, непривычного русского кроя, серебряные узорные подвески на синем шелковом очелье с серебряным тканцем, ожерелье из зеленых самоцветов и жемчужин, белых и блестящих, как крупный летний град. Эльга казалась не женщиной, а звездой Утренней, сошедшей прямо с неба. Даже опрятные черевьи из красной кожи были какие-то не такие, как у всех, будто никогда не ступали по сырой земле, а только по облакам.

– Говорят, не по себе кус ломил князь волынский, – обронил Путислав, как самый из всех смелый.

Он имел в виду желание Людомира так или иначе подчинить хотимиричей, но Карислава невольно покраснела.

– Вам виднее, что он ломил, – румянец княгини дреговичей не укрылся от взора Эльги, и она подавила улыбку, – но как день ясно: не благословили боги даров, кровью замаранных.

Кое-кто из нарядных старейшин украдкой оглядел себя – нет ли и правда страшных черных пятен? Кое-кто озирался, прикидывая, не отойти ли да не снять ли поскорее платье, что навлекает беду.

– Можешь поклясться, – Мистина шагнул к Благожиту, – что ты и твои люди не причастны к разорению нашей твержи и убийству Перезвановых отроков?

– Перед богами родными клянусь! – Благожит обернулся к идолам. – Да не примет мать-земля кости мои, ежели лгу! Чтоб мне со свету сгинуть! Не дайте мне божечки доброй смерти! Чтоб меня немытого зарыли, как пса!

Запасом клятв Благожит обладал основательным, но Мистина слушал одним ухом, ибо в правдивости его уже не сомневался и так. Обе стороны были равно поражены встречей, но кияне одержали победу – хозяин приносил им клятвы своей невиновности, а не наоборот. Сам того не ведая, Благожит помог им положить достойное начало переговорам, которые легкими быть не обещали…

В обчину к Хотимирову очагу русы входили, уже получив клятвы дреговичей о нежелании причинять им зло. Но понадобилось немало времени и разговоров, чтобы Благожит и его ближники уяснили истинный ход событий.

– Метили не только в нас, – разъяснял хотимиричам Мистина, который сейчас наконец-то сам начал понимать все от начала до конца. – Людомир и древляне пытались одной шапкой накрыть двух зайцев. Они разорили нашу твержу, а виноватыми выставили вас. Они знали, что мы этого дела так не оставим и разразится война. И тогда уже вам пришлось бы выбирать, под чью руку идти – Киева или Волыни. И Людомир надеялся, что выберете вы его – с ним у вас корень общий.

– Да чтоб земля не приняла его кости! – только и мог поначалу ответить Благожит, забыв, что тело Людомира было отправлено за огненные ворота при посредстве его собственной жрицы, мудрой Толкун-Бабы. – Чтоб на него Перун молнию повернул! Как он меня обманул – чтоб боги обманули его… весь его род! Чтоб так на его чад позор лег, как он меня опозорил!

Но одними проклятьями мертвецу исчерпать дело было нельзя. Слишком много крови пролилось, слишком много людей лишилось живота, слишком много урона нанесено родовой и княжеской чести.

Поначалу Хотимиричи были в затруднении, куда посадить Эльгу. На общих праздниках для жен отводилась левая сторона стола, а на совет их не звали; сегодня же Эльга явилась именно на совет, но не выделять же ей одной всю половину стола! Вывел их из этого затруднения Мистина: разъяснил, что Эльга – не просто мать Святослава, но его соправитель, как была она соправителем и своего покойного мужа. «У нас два князя, равных правами, но один из них другому матерью приходится», – без тени улыбки повторял он то, что уже однажды, минувшей зимой, сказал самой Эльге.

Бывают случаи, когда умная жена, рано овдовев, много лет сама ведет хозяйство и правит домом, пока сыновья не женятся. Но и после такая мать обычно сохраняет место главы рода по праву своего возраста и мудрости; бывает, что и сыновей ее в округе обозначают не по отчеству, а по имени матери, как более знаменитой. Это хотимиричи могли бы понять, но «русский обычай» сажать жену на престол возле мужа немало их подивил. Однако они не стали спорить, а вскоре, слушая Эльгу, уже не думали о том, что перед ними жена – куда больше их заботило, что ей отвечать.

– В убийстве наших людей вы, хотимиричи, не повинны, на ваших руках нет их крови, поэтому мы отказываемся от кровной мести вам, – говорила Эльга, сидя на первом месте гостевой половины стола. – Но головное дело [29] Головное дело – убийство. Головничество – штраф за убийство в пользу родственников жертвы. свершилось на вашей земле. Что об этом говорят законы ваших дедов?