Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Сокол над лесами [litres]

Эльга заехала к сестре с обычными дарами: для роженицы – медовую кашу, лукошко яиц, три курицы, мешок прошлогодних сушеных яблок, а для младенца – маленькие рубашечки, пеленки, рушники и тонкий поясок. А взамен взяла несколько отделанных шелком кафтанов, серебряных чаш, моравских и греческих ожерелий и подвесок.

Обрадованные пополнением в семье, в новую дорогу пустились весело. Однако Эльга была не свободна от тайного страха. Она и ее юный сын направлялись в самую глубину земель враждебного племени, с которым еще предстояло договариваться о мире. С собой вели три сотни отроков: две сотни большой дружины, и еще сотню составляли гриди Святослава, оружники Мистины и Острогляда. Но если Благожит не распустил ополчение и вздумает встретить русов стрелами, а не хлебом-солью – трех сотен окажется мало.

Безопасность киянам должен был обеспечить посланный загодя бужанин Чудислав, старший плеснецкий жрец. От него Благожит будет знать, что кияне едут к нему как сваты, а значит, до конца переговоров находятся под защитой богов. Но кое-что мешало Эльге со спокойной душой довериться этой защите.

– Они ведь знают… про древлян, – сказала она Мистине, еще пока они ехали по Моравской дороге обратно от Горины к Киеву. – Знают, что я… поехала править поминки по мужу и… мы убили деревских гостей. Они были моими гостями на том пиру… но это их не защитило.

В те дни Эльга едва ли сознавала, что нарушает заветы богов. Тогда ей казалось, что она мстит за мужа и защищает себя от не менее тяжких потерь. Судьба не предлагала ей хороших решений – оставалось лишь выбирать между бедами, и она выбрала менее тяжкую. Однако она нарушила заветы богов и теперь не могла рассчитывать, что ее саму эти заветы будут оберегать по-прежнему.

– Благожит может вспомнить… Маломира, – продолжала она, постепенно все лучше осознавая, какой выглядит теперь в глазах людей, какую славу ей создали недавние подвиги. – И подумать, что я и к нему приехала с тем же кровавым питьем, чтобы сватов домертва напоить и в сыру землю уложить. Тогда он сочтет себя вправе… сделать это первым. Хотя бы со страху. И он тоже… имеет причину нам мстить. Святослав жив, но его сын… Раз Людомир послал Етону эту весть из Хотимирля, значит, здесь все правда. Как по-твоему – нам есть чего опасаться?

– Думаю, есть, – Мистина кивнул. – Я не хотел тебя пугать, если это тебе самой не пришло бы в голову, но если Благожит так и поступит, я не удивлюсь. Ну, то есть попытается.

– И что мы будем делать? Просить талей?

– Да. Придется самим тоже дать заложника. Пожалуй, Острогляда мы на это сумеем уговорить – ему не в первый раз, а к тому же он и сам хочет поскорее оказаться там же, где голова его сына… Бедняга!

Мистина вздохнул с искренним сочувствием, обычно ему не свойственным. Он сам целых девять лет ждал, пока у него появится сын в законном браке; теперь таких сыновей наконец-то стало двое, радость смягчила его железное сердце, и он с необычной живостью понимал, какую боль должен ощущать отец, потерявший сына, который едва-едва вышел на свою жизненную дорогу.

– А еще я отослал с бужанами моего Теменца, – продолжал Мистина. – Когда мы пошлем к Благожиту весть, что уже на подходе, Теменец встретит нас на последнем ночлеге и расскажет, чего ждать. Если Благожит не распустил ополчение и собирается с нами воевать, это уж он сумеет заметить.

И теперь они сидели у костра посреди спящего стана и ждали. Тех троих отроков, кого княгиня отправила к Благожиту с предупреждением о приезде, дреговичи могли задержать. Или даже убить, если все совсем худо. Неприметный паробок из малой дружины Чудислава имел куда больше надежды уцелеть и сделать свое дело.

– Так или иначе, – негромко сказал Мистина, глядя в огонь, – если он не придет, это тоже будет кое-что значить.

Ночь понемногу катилась к концу. Телохранители, посменно бодрствуя с господами по одному, зевали и подбрасывали дрова в костер. Пламя освещало белые пологи ближайших шатров, спящих на земле оружников, с головой завернутых в плащи и вотолы. Везде вокруг себя Эльга видела эти знакомые фигуры, поношенные черевьи, потрепанные обмотки, щиты под головами, рукояти положенных поближе топоров. Разнообразное похрапывание возносилось к звездам. И Эльга, глядя на это все, молча просила богов, чтобы завтра эти мужчины, молодые и зрелые, не полегли на эту же землю мертвыми и ранеными.

Уже дважды сменились дозоры вокруг стана. Подходя доложиться, десятские бросали на княгиню любопытные взгляды: было ясно, что она и воевода чего-то ждут. Эльга поглядывала на Мистину: его лицо оставалось спокойно, но наверняка он уже знал, что они будут делать, если Теменец так и не появится.

Но вот на третьей страже, когда Эльга с тревогой ловила в небе первые признаки того, что чернота ночи блекнет, из тьмы за шатрами появился оружник нынешней стражи, в кольчуге и шлеме, а с ним худощавый парень в простой серой свите.

– Простите, что долго, – подойдя, он поклонился Мистине и Эльге, сжимая в руках загодя снятую шапку. – Ждал, пока все там улягутся, потом пешком шел.

Вид у Теменца был бодрый и приветливый – Эльга с облегчением улыбнулась, уже видя, что он не принес дурных вестей. С продолговатым скуластым лицом, выступающим носом, коротко стриженными светлыми волосами, отрок лет двадцати ничем не выделялся среди таких же отроков – хоть бужанских, хоть деревских, хоть киевских. Когда-то его младенцем нашли у воеводских ворот и отдали челядинкам на воспитание, сочтя случайным отпрыском кого-то из Свенельдовых оружников. Подрастая, подкидыш-теменец [28] Теменец – подкидыш, найденыш, ребенок неизвестного происхождения. внешнего сходства ни с кем вроде бы не обнаружил и никто его своим не признал, однако рос он смышленым и преданным. А Мистина умел ценить таких людей, даже если человек знал свой род не лучше любого пса.

– Рад, что ты невредим, – улыбнулся Мистина. – Садись и рассказывай.

Усевшись на кошму у ног воеводы, Теменец принялся рассказывать. В Хотимирле он, как и Чудислав с другими бужанами, провел уже почти три седьмицы и разобрался, что там к чему. Благожит распустил собранное войско почти сразу, как Святослав ушел на Горину, и дреговичи не ждали возвращения киян ранее зимы. Весть об их скором появлении произвела больше испуга и смятения, чем боевого пыла. Никаких приготовлений к сражениям не видно, Благожит намерен принять гостей и позволить им начать переговоры. Было ясно, что князь дреговичский изрядно упал духом.

– Были там древляне, Коловей Любоведович с десятком отроков, с ними Далята Величарович, что хотел тоже к Благожитовой дочери свататься. Да как мы приехали, только два дня их видели – потом сгинули они ночью, ровно мары унесли. Благожит сам дивился и досадовал.