Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Сокол над лесами [litres]

Что такое? Эльга обернулась, слегка хмурясь: нашли время болтать! И увидела – в шаге позади ее лошади один из «сирот перезванских», Велеб Бранеславич, быстро говорил что-то Люту, движением бровей указывая на старших хотимиричей. Даже Мистина остановился и повернулся к ним, вслушиваясь. «Уверен?» – тихо спросил Мистина. «Чтоб я белого дня не увидел!» – тихо, но с горячим убеждением ответил Велеб.

И только Эльга хотела спросить, в чем дело, как Мистина шагнул к ней и взялся за узду ее лошади.

– Это Перезвановы кафтаны! – прошептал он, когда она наклонилась к нему.

Эльга сразу все поняла. Не приходилось гадать, о каких кафтанах идет речь и что означает их появление здесь. Даже Мистина переменился в лице: достоинство и учтивость сменились сдержанным гневом и решимостью. Эльга на миг задохнулась от потрясения. Этого она никак не ждала: за последнее время в дружине утвердилось убеждение, что Перезванец разорили древляне Коловея. Это стало несомненным после столкновения на волоке: Велеб и Размай еще во время битвы приметили в руках нападавших кое-что из знакомого им оружия, а после битвы, когда на поляне осталось почти три десятка мертвых тел, на них нашли два шлема, три кольчуги – на тех трупах, что лежали возле княжьего шатра, – несколько хазарских поясов со знакомыми Велебу накладками, топоры, копья, кое-что из украшений их погибших товарищей. Тайна разорения твержи была разгадана, и Эльга, собираясь говорить с дреговичами о войне и мире, намеревалась, скрепя сердце, бросать им обвинение, в которое сама и не верила.

И вдруг такое признание вины – открытое, беззастенчивое, хоть и молчаливое! Всего через два месяца после смерти родного сына Благожиту еще полагалось бы ходить «в печали», а он нарядился в платье из русского городца, разоренного самым беззаконным образом! Вопреки уговору, по которому Благожит обещал Перезвану мир и безопасность на своей земле. И теперь, когда уже пролилось столько крови с обеих сторон, Благожит, этот миролюбивый «внук своих дедов», бахвалится перед ней, княгиней киевской, плодами своего беззакония!

Не ожидавшая такой наглости, Эльга даже растерялась было. Заготовленные речи пришлось отбросить и как можно быстрее решать, как теперь быть.

Но не растерялся Мистина: он сделал знак Хрольву, тот – гридям. Десяток их живо встали у ворот, готовые охранять путь к отступлению или сдерживать натиск снаружи; другой продвинулся дальше, чтобы вместе с передовым встать стеной между своими князьями и чужими. Несколько мгновений – и на площадке городца со всех сторон уже виднелись стены щитов, маленькая ходячая крепость вокруг княгини и ее сына. Теперь дружина готова встретить любые последствия этого бахвальства.

Старейшины дреговичей застыли перед идолами. Оружия при них не было, только резные посохи с бородатыми головами. Впереди всех стояла молодая, яркая, привлекательная женщина в пышном наряде: красная плахта, красный узорный пояс, вышитая сорочка, сложно уложенный вокруг головы плат из тончайшего белого льна, с длинными концами, бронзовые бусины на колечках очелья. В руках она держала рог, но теперь, видя передвижение вооруженных русов, попятилась.

Несколько мгновений никто не знал, что сказать. Положенные обычаем слова приветствия застыли на устах. Слышался лишь шум перестроения и удивленные, опасливые восклицания.

– Что вы делаете? – вперед шагнул рослый, плотный мужчина с полуседой бородой, но крепкий и с твердым взглядом серых глаз – это был Путислав. – Вы же клялись, что с миром пришли!

– Здесь на вас зла не мыслят! – обратился к Эльге Чудислав, которого она только сейчас увидела среди знатных дреговичей. – А я именем князя своего поклялся, что и вы с миром идете, так не опозорьте нас обоих на старости лет!

– И мы ждали, что нас встретят по добру! – с надменным и оскорбленным видом ответила Эльга, не сходя с лошади, которую придерживали двое ее телохранителей. – И что я вижу? – Она устремила на Благожита вызывающий взгляд.

– Вот князь Благожит, – Чудислав указал ей на главу хотимиричей. – Вот это – Путислав, воевода. Это – родичи княжьи, Обаюн, Добычад, Целогость, Тугомер, Начеслав, Требогость… Другие – сродники их и ближники. Весь товар лицом – неужто не угодили? – улыбнулся он, скрывая за улыбкой беспокойство, не обманули ли и его русы притворным миролюбием.

– Товар! – воскликнула Эльга. По рядам русов пробежал негодующий ропот: убийц княжеских оружников из Перезванца киевские гриди считали своими кровными врагами. – На каком торгу ты брал этот товар, Благожит? – обратилась она к самому князю, на которого Чудислав ей указал. – Чем платил за него – кровью горячей? Животами отроков моих? Пять десятков человек погубили в тверже нашей – и теперь перед нами же добычей похваляешься? Богов своих постыдись!

Еще не договорив, она усомнилась, нет ли еще какой ошибки: такое глубокое, неподдельное изумление отразилось на носатом лице Благожита. Не более ясно понимали дело и его сродники.

– В какой тверже? – изумился он. – Кого мы-то погубили? Это вы погубили… сына моего…

– Мой сын пришел на твою землю как мститель за гибель наших людей! – Эльга слегка приподняла плеть, сдерживая желание обвиняюще указать на Благожита – перед ликами богов это было бы уж слишком дерзко. Она так и сидела верхом на лошади на краю площадки перед идолами, вся в белом, словно Утренняя звезда. – Едва листва распустилась, как разорил ты мою твержу на Днепре, Перезванец, истребил всю засаду ее – пять десятков отроков, и боярина Перезвана, и домочадцев! Так-то ты договор исполняешь, а ведь перед богами, – она указала на идолы, – клялся, что на твоей земле никакого вреда им не будет. За это мой сын пришел мстить тебе. И Перун благословил его поход!

Она не стала прямо говорить, что смертью сына боги наказали Благожита – смысленые и так поймут.

– Перезванец? – Благожит едва сообразил, о чем речь, хотя на его земле близ Днепра стояла только одна русская твержа. – Засаду истребил? Я?

Последнее слово он произнес с таким изумлением, будто его спросили, не он ли тащил на себе тот плуг, на котором Сварог-Кий пропахал в степях Змиевы валы.

– Да кто ж еще, когда на тебе кафтан Перезванов надет! – со смесью насмешки и негодования ответил ему Мистина. – Уж не хочешь ли отпираться, когда сам же перед Святославом и матерью его добычей перезванской хвалишься?

– Добыча? – в одной руке держа посох, другую Благожит положил себе на грудь, будто проверял, не мерещится ли ему платье, что на нем надето. – Какая ж это добыча!

– Из Перезванца это добыча! – крикнул Святослав, тоже не сошедший с коня. – На тебе и на сродниках твоих! Кровь-то хоть отмыли или так надели?