Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Сокол над лесами [litres]

Дрожа, Предслава сильнее прильнула к Эльге. Они знали слова этого призыва, сами всякий год произносили их, но сейчас было не то. Голос старухи пронзал земные глубины, и обе слушательницы помимо воли видели, как все это происходит: как развеивается земля, как появляются доски, накрывающие подземный сруб, как сползает полотняный покров с лица погребенной… Лица Венцеславы Эльга не знала и потому видела сумрачную тень, однако Предслава помнила свою бабку: когда та умерла, ей было пять лет. Черты лица из памяти исчезли, да и едва ли маленькая девочка хорошо их различала; но ожили давние ощущения, как сидит она на коленях у бабушки, гладит плотный узорный шелк ее подола, видит ее белые руки с эмалевыми перстнями, слышит звонкий голос, ощущает запах дивных греческих благовоний от белого шелкового повоя. Давно умершую бабку она привыкла считать старухой, но теперь, сама будучи взрослой женщиной, увидела ее заново и поняла: ведь Венцеслава прожила сорок с небольшим, не такой уж и старой она умерла!

Для того Эльга и позвала Предславу: тропу для мертвых прокладывает память живых, особенно кровных потомков.

Боясь закрыть глаза, Эльга и Предслава смотрели на могилу. Насыпь была неподвижна, лишь траву шевелил ветер, но они как наяву видели: вот мертвая садится в своем подземном доме, вот опускает сложенные на груди руки с витыми золотыми обручьями. Вот трепещут, поднимаются ее веки, дрожат и раскрываются губы… Дух ее пробудился и был готов отвечать тем, кто сумел его призвать.

Убава обращалась к умершей от лица Эльги, и теперь Эльге казалось, что чужой голос выпевает ее собственные мысли. Те слова, которые она хотела бы произнести, если бы могла войти в русло этого потока. Она была уже совсем близко к нему, ясно видела его темные воды, но еще не имела отваги шагнуть в них.

– Я пришла спросить тебя о моем сыне, Святославе, – Эльга с усилием заставила себя заговорить, но собственный голос доносился до нее как из иного мира. – Я так хотела, чтобы он унаследовал удачу от Вещего, от меня… Он еще так юн, а ему приходится делать княжеское дело. Ему нелегко… едва по силам. Он чуть не погиб, был ранен, ему пришлось отступить, сражаясь за свою жизнь. Скажи, есть ли у него удача? Хватит ли ее для того, что ему предстоит?

– Всякий сын княжий мнит, будто он – как те волоты, о каких предания говорят, – ответила ей Убава, но голос ее изменился: он окреп, стал более низким и звучным, почти молодым. И без пояснений было ясно, что это голос другого существа, говорящего устами старухи. – И каждый хочет в двенадцать лет каганство Аварское на копье взять и самого кагана за своим конем приволочь. Сын твой не таков. Оно и к лучшему: будь он как те волоты, еще малым дитем сколько бы людей перекалечил, играючи! – Говорящая засмеялась. – Пусть растет, как все люди, а срок его придет. И людей погубит столько, что никому не сосчитать!

– Но у него будет удача, пусть не сейчас? – горячо воскликнула Эльга. – Что я могу сделать, чтобы помочь ему?

– Ты уже ему помогла. Не суждено тебе было иметь сына-князя, а суждено сына-волхва. Ты своей волей его судьбу переменила, но другой доли ему у Пряхи нет. Пришлось тебе своей долей с ним поделиться, и теперь у вас она на двоих одна. Чем ты сильнее – тем он сильнее. Выращивай, сестра, счастье-долю свою. Будь чиста, как звезда утренняя меж звезд, светла, как заря перед месяцем. Будь всех жен гордостью, всех мужей отрадой, всему роду русскому утешением. Корми дитя свое удачей, дай срок ему свою долю вырастить. А как он в зрелый возраст войдет, судьба пошлет ему, у кого истовую силу перенять.

– Благодарю тебя… – выдохнула Эльга.

У нее было чувство, что она обрела просимое, хотя еще не вполне понимала, в чем же оно заключается.

– Прощай…

И Убава заговорила уже своим голосом:

Открыть ворота Нави мало – их еще нужно уметь закрыть, чтобы не выходило в этот свет то, чему нужно оставаться на том.

Старуха замолчала, у могилы воцарилась тишина, лишь ветер шумел над горой. Вновь сомкнулась земля, опустились веки над мертвыми очами, луга скрылись за облаком. Навь ушла, как отходит вода с берегов.

Эльга с трудом переводила дух, не выпуская руку Предславы. Она узнала нечто важное, что-то такое, что и сама держала в глубине души, но не могла разглядеть.

Убава пошевелилась. Эльга двинулась к ней – поддержать, и велела Предславе:

– Неголюба позови.

Ожидая ее, Эльга дрожала, будто дева из предания, что держала в объятиях лютого змея. От тела Убавы, усохшего и легкого, исходил запах душный смерти.

Но вот Предслава привела Видиборовича, тот проводил бабку к ждущей волокуше. Эльга и Предслава пошли на княжий двор: там Алдан ждал свою жену, чтобы отвести домой. Они ушли, но Эльга еще долго не ложилась спать, сидела, глядя на огонь свечей. Ждала, пока схлынет ощущение близости нижнего мира, даст место привычному чувству обыденности.

«Будь как звезда Утренняя… Будь всех жен гордостью, всех мужей отрадой, тогда вырастишь удачу сына», – сказала ей судьба устами покойной дочери Вещего. Эльга и хотела радоваться – теперь она знала, как ей быть. И не могла отогнать чувство тоски и потери. Безупречность нужна ей не для себя – для Святослава, для его будущего, а значит, для будущего всей их державы. Но не дается это сокровище даром. И плата за него была Эльге хорошо известна. Эту жертву она не положит на камень Святой горы, не повесит на Перунов дуб. Никто из людей не увидит и не узнает, как она будет принесена. Однако бросить в огонь все платья и паволоки греческие, все уборы дорогие Эльге было бы легче.

Но разве у нее есть выбор? Свой путь она выбрала пятнадцать лет назад, сидя на лесной земле, над ручьем, близ обиталища Буры-Бабы. Сразу, как узнала свою судьбу. А сделав выбор, остается лишь с крепким сердцем принимать его последствия.