Анжело Мария Рипеллино - Магическая Прага

За семь лет Рудольф стал законченным “испанцем”, усвоив обычаи и маски этой лицемерной и двуличной монархии. Ханжество, интриги, торжественность религиозных обрядов, подозрительность, охота на еретиков, костры инквизиции, невиданные обманы, бахвальство на суше и на море – таково было его ученичество [512] Jan Bedřich Novàk. Rudolf II, a jeho pád, cit., s. 5–9. . Странная дрессировка для того, кому предстояло управлять страной, ревностно соблюдающей свои религиозные свободы и зараженной еретическим недугом. Мрачная династическая система, полная интриг и подозрений, оказала пагубное влияние на молодого принца: она усугубила его болезненную застенчивость, стремление к одиночеству, заронила семена мании величия и мании преследования, от которых он будет страдать впоследствии.

Несмотря на то, что Рудолья привык к безукоризненному католичеству и строгости испанского двора и насаждал испанские манеры в течение своего правления, тем не менее следуя примеру отца, а также из свойственного ему миролюбия, проявил себя весьма толерантным. К тому же он осознавал, что католики были куда малочисленней ультраквистов [513] Ультраквисты (от лат . sub utraque specie – “под обоими видами”) – чашники, в xv веке представители умеренного крыла гуситов. В отличие от таборитов, требовали причащения не только хлебом, но и вином (из чаши). – Прим. ред. и Богемских братьев. Не случайно у него в друзьях был рабби Лёв, один из величайших мудрецов Галахии. Он также принял к своему двору Кеплера, преследуемого за евангелическую веру.

Старое поколение католиков, поддерживавшее Рудольфа в начале его правления, не отличалось таким ханжеством и неистовством, как высокородная молодежь, воспитанная позднее в фанатизме Контрреформы отцами Общества Иисуса, прибывшими в страну в 1556 г. [514] Josef Polišenský. Doba Rudolfa II. Praha, 1941, s. 15. Общество Иисуса – иезуиты. . Но в течение его правления, пока реформаторы и поборники толерантности все более раскалывались на мелкие, несогласные друг с другом деноминации, католическая группировка набирала силу и, пользуясь поддержкой придворных, папских нунциев и испанских послов, становилась все более организованной и сплоченной [515] Josef Polišenský. Doba Rudolfa II. Praha, 1941, s. 20. . Появлялась на свет, в том числе благодаря смешанным бракам между богемской и испанской знатью, своеобразная “пражская Испания” – именно “испанцами” (“španělé”) называли в Богемии ревностных католиков [516] Ср. там же, s. 20, 22. .

Рудольф II всю жизнь читал латинских поэтов, он говорил на многих языках, лучше всего – на немецком и испанском, чуть хуже – на чешском. Он увлекался алхимией, науками, астрологией, магией. Он проводил свое время среди картин и сокровищ, а также тигелей, горнов для обжига глазури, всевозможных пробирок, армиллярных сфер и перегонных кубов, в компании алхимиков, художников, прорицателей, ему и самому нравилось писать картины, ткать, заниматься резьбой по дереву и чинить часовые механизмы [517] Ср. Jan Bedřich Novák. Rudolf II, a jeho pád, cit., s. 19–20. .

Он неохотно и нерегулярно участвовал в заседаниях дворцового совета и пренебрегал государственными делами, часто доверяя их окружающим его интриганам и подхалимам. Он прятался от незнакомцев, надолго скрываясь в самых укромных уголках Пражского Града, словно в Эскориале, отраженный в сотнях зеркал, при слабом свете свечей. Бледный, с грустным взглядом, обессиленный борьбой с депрессией, с обвисшими щеками – он, как заметил Макс Брод [518] Max Brod. Tycho Brahes Weg zu Gott, cit., S. 375–378; Josef Jiří Kolár . Magelóna (1852), i, 2; Vítězslav Hálek. Král Rudolf (1862); Jiří Karásek ze Lvovic. Král Rudolf, cit., s. 15. , был похож на “бога, нуждающегося в помощи”. “Он слушает мессу из укромной часовни, со всех сторон окруженной решетками, – говорит о нем камергер Румпф в драме “Король Рудольф” Карасека. – Он гуляет только по коридорам, в которых замурованы все окна, кроме одной узкой бойницы” [519] Jiří Karásek ze Lvovic. Král Rudolf, cit., s. 59. .

Невозможно было отвлечь его от колб и суеверных наблюдений [520] Karel Pejml. Dějiny České Alchymie, cit., s. 43. . В своей замкнутости, случалось, он доверял глупой клевете сплетников, ignavum pecus ( лат . “ленивое стадо”) придворных. Не желая давать аудиенции, он вынуждал иностранных послов месяцами ожидать в приемных покоях, где они сплетничали, словно в кресле цирюльника. Он окружил себя составителями гороскопов и изготовителями магических зеркал – жуликами и мошенниками, вроде Иеронима Скотта.

От его комнат, расположенных в самой укромной части замка, над Оленьим рвом, в ту пору начинался сад, где можно было любоваться тюльпанами, аллеями, засаженными акациями, теплицами для цитрусовых, оранжереями, фонтанами, статуями, перголами [521] Пергола – архитектурное сооружение, навес, пристройка с вьющимися растениями для защиты прохода или террасы от палящего солнца. – Прим. ред. , экзотическими птицами и даже африканским львом, смерть которого – согласно гороскопу – должна была стать предвестием его смерти [522] Viz Josef Jiří Kolár. Pekla zplozenci. Praha, 1862, s. 16; Josef Svátek. Astrolog, cit., s. 66–70; Jan Dolenský. Praha ve své slávě I Utrpení, cit., s. 87–88; Max Brod. Tycho Brahes Weg zu Gott, S. 375–378; Augustin Vojtěch. Praha kamenný sen. Praha, 1941, s. 144; Karel Krejčí. Praha legend a skutečnosti, cit., s. 152. .

Приступы меланхолии и тоски омрачали дух Рудольфа. Сторонясь государственных дел, он, однако, был весьма ревнив к собственной власти, постоянно выдумывал призрачных соперников, а в отношении тех, кто неожиданно вызывал в нем подозрения, был мстителен, как гадюка. Когда случались с ним приступы подозрительности, он становился почти безумен, совершая в гневе необъяснимые поступки, желая уничтожить воображаемых врагов, чтобы показать остальным, что его могущество не ослабло [523] Ср. Jan Bedřich Novák. Rudolf II, a jeho pád, cit., s. 21. .

Ох уж эти гороскопы! На портрете Рудольф изображен в напряженной и нерешительной позе, которая еще сильнее подчеркивает неистовство его поступков. В исступлении он доходил до крайностей. И длинные грозные тени, пугающие тени преследовали по коридорам короля, одетого в испанский черный бархатный камзол с белым воротником, отделанный золотыми кружевами [524] Ср. Josef Jiří Kolár. Magelona, cit., Ii, 2; Jiří Karásek ze Lvovic. Král Rudolf, cit., s. 15. . Он влачил мрачное и безрадостное существование, словно все время постился. Но пост этот сопровождался ужасными масками гнева и двуличия!

Из зенита благосклонности Рудольф низводил своих приспешников в надир опалы. Ночью 26 сентября 1600 г. он набросился с кулаками на камергера Вольфганга Румпфа, которого подозревал в недоброжелательстве [525] Ср. Jan Bedřich Novák. Rudolf II, a jeho pád, cit., s. 25. . Он заключил пожизненно в тюрьму другого придворного камергера, Иржи Попеля из Лобковиц, заподозрив в желании сместить его с трона, и даже энергичное вмешательство католических иерархов не помогло освободить несчастного [526] Ср. там же, s. 22–23. . В весьма высокопарной трагедии “Король Рудольф” (1862) Витезслав Галек присочинил, что даже Еве из Лобковиц, которой Рудольф был очарован, не удалось добиться освобождения собственного отца.