Сергей Михеенков - Власовцев в плен не брать

– Смена наша пошла, – с надеждой посматривали на тентованые грузовики бойцы.

– Второй эшелон.

Они ещё не знали, смогли ли они сделать прорыв или только достигли незначительного вклинения в оборону противника. Что будет дальше? То ли немцы подтянут резервы и контрударом попытаются ликвидировать клин, и тогда им снова придётся вступить в бой, но уже в менее выгодных условиях и с неясным результатом. Или всё же брешь проделана на всю глубину, и танковые соединения начали свёртывать фланги противника и загонять его размётанные части и разрозненные группы в «котёл»? Вот и подумай, что хуже всего на фронте, когда кухня где-то заблудилась в тылу или неясность общего положения.

Иногда им попадались сгоревшие, искорёженные прямыми попаданиями грузовики и бронетранспортёры, танкетки и широкие немецкие фуры, сваленные на обочины трупы лошадей и немцев.

– Во как, братцы, «горбатые» поработали!

– Сила – силу…

Бойцы задумчиво качали головами.

– Да, отступать тяжело, – косились на дымящиеся останки обозов и колонн «старики», помнившие своё отступление, убитых товарищей, оставленных на обочинах дорог, свои обозы, своих перепуганных лошадей и растерянных командиров.

Уже на рассвете их догнал конный посыльный от комбата Солодовникова и вручил приказ: «Движение на запад прекратить. Принять вправо от шоссе, 50 м. Костры запрещаю. Отдых до 8.00. К 7.00 доставить донесение по форме № 1/БВ. А также доложить о состоянии вооружения и наличии боеприпасов. Личный состав накормить горячим. Выражаю благодарность за атаку р-на “Аэродром”. Комбат-3 Солодовников».

– Рота! Стой! – крикнул Воронцов, вскинув руку навстречу идущим. – Командира взводов и старшина Гиршман – в голову колонны!

Он передал приказ комбата. Взводы тут же начали втягиваться в лес.

– Ох, ухайдокались!

– Кашки б сейчас, – мечтательно произнёс кто-то, как первую строку стихотворения. – Горяченькой…

Воронцов стоял на полянке, где посветлей, и рассматривал карту. Омельяновичи они прошли стороной. Чернавичи тоже остались где-то справа, в лесу. Значит, они уже шли по Чернавичской пуще. До шоссе совсем немного. Возможно, мехкорпус уже перехватил его своими авангардами, вот теперь и нажимает вперёд, пока брешь открыта и немцы не опомнились.

Вернулся санитарный обоз. Веретеницына доложила усталым тусклым голосом и тут же улеглась на повозку, подгребла под себя и под коленки соломы и свернулась калачиком. Санитары привезли боеприпасы. Один из ящиков лежал рядом с санинструктором. Воронцов, отдавая распоряжения командирам взводов, подошёл к повозке, наклонился к спящей и погладил её по плечу. Потом снял шинель и накинул сверху. Ящик уже унесли. А он всё стоял и смотрел на Веретеницыну. Она вдруг подняла голову и посмотрела на него.

– Что, пожалеть хочешь? Ну, так пожалей, а не стой пеньком, – тем же усталым голосом сказала она.

Он ничего ей не ответил. И она сказала хриплым голосом, уже сквозь сон:

– Лейтенанта… не довезла. Слишком много крови потерял. А за заботу спасибо. – И она нежно и преданно, как собачонка о руку хозяина, потёрлась щекой о его шинель.

Вот и ещё одного взводного нет. Неделю повоевал. И скольких сегодня не стало… Воронцов шёл к повозке старшины Гиршмана и думал о том, что сейчас придётся составлять донесения о безвозвратных и санитарных потерях. Во взводах, должно быть, уже составили списки убитых и раненых, и теперь их надо свести в один, общий. Какой длины он окажется?

Кухня стояла на просторной полянке под сосной. Возле неё клубился народ. Некоторые подходили уже по второму разу.

– Давай, Зыбин, не жадничай, – говорили ротному кашевару, зная, что сегодня тот не откажет, потому как приказ ротного был кормить от пуза. А пузо у солдата могло растягиваться, как гармонь. Да и выбыло много народу, тогда как закладка сделана на полный состав роты.

Бойцы азартно гремели и скребли ложками из своих котелков и котелков своих убитых товарищей. Они хорошо понимали, что сегодня каша непростая. Такая каша случается редко. И достаётся она не всем.

– Положи и за Храпунова.

Храпунов? Что с ним, внутренне вздрогнул Воронцов. Крупнокалиберный пулемёт ДШК, первым номером при котором состоял старший сержант Храпунов, сегодня не раз выручал роту. Особенно когда брали вторую и третью линии.

– Что с Храпуновым? Убит? – спросил он в темноту, в гущу бойцов, старательно подчищавших котелки.

– Ранен, Александр Григорьевич, наш Храпунов. В плечо ему попало. Осколком. Но так неудачно, что вряд ли он теперь к нам вернётся. Вот такие дела, Александр Григорьевич.

Он уже привык, что вне боя бойцы называли его по имени и отчеству.

Старшина Гиршман спорил с кем-то, стоя под сосной. Воронцов направился к нему и увидел Владимира Максимовича.

– Да у меня всего и осталось-то шестнадцать душ, – вежливо, но с нажимом убеждал его Турчин. – Шестнадцать, товарищ старшина. Голодные ведь с самого утра. А где наша кухня, кто ж её знает, где она. Так что кормить людей придётся. Мы теперь с вами в одной лямке.

– Что случилось? – спросил Воронцов, уже догадываясь о причине спора Гиршмана и Турчина.

– Товарищ старший лейтенант, прошу накормить моих людей горячим, – коротко и требовательно доложил Турчин. – В наличии шестнадцать штыков. Следую вместе с вашей ротой, так как других приказов не имею. Прошу доложить об этом по команде.

– Хорошо, доложу. – И повернулся к кашевару: – Зыбин, что там у тебя в котле?

– Порядочно ещё, товарищ старший лейтенант. Пускай подходят. Всем хватит. – И Зыбин откинул крышку. – А мало будет, ещё заварю. Запас круп в наличии имею.

Штрафники выстроились в очередь, молча и терпеливо топтались у котла, дожидаясь своей порции горячей каши. Воронцов услышал, как кто-то из них тихо сказал:

– Хорошо, что ротный не сволочь…

Под деревьями постукивали ложками и так же тихо, не для чужих ушей, переговаривались:

– А старшина-то – сука последняя. А? Во взводах половинный состав! А он…

– Старшина есть старшина. Старшина в первую очередь о своих думать должен.

– А наш где?

– Турчин сказал, убило. Самоходка накрыла. Ни коня, ни котла, ни старшины с кашеваром…

– Да… самоходка… А гвардейцы её ловко уделали!

– Куда ж нас теперь? Неужто не отведут?

– Если б отводить думали, то сразу бы…

– И в той стороне гремит, и в той, и позади. Что-то непонятно, прорвались мы или нас отрезали.

– Кому там отрезать?

– Власовцы вон как держались. Пока минами не накрыло.

– По лесам теперь бегают… Вояки.

Воронцову хотелось присесть куда-нибудь под дерево и уснуть хотя бы на часок. Бойцы наломали еловых лапок и мелкого хвороста, надергали моха и, постелив под соснами, спали по двое, по трое, обняв винтовки и автоматы и прижавшись друг к другу спинами. Хотелось отгородиться от того, о чём вчера предупредил капитан Солодовников, хотя бы коротким сном.