Ирина Измайлова - Возвращение троянцев

— Ну, вперёд! — воскликнул Гектор.

Голос царя Трои прозвучал почти весело. Пережив потрясение при виде заживо сгорающих по его воле врагов, он больше всего хотел теперь вступить в битву.

Шерданы ждали нападающих, выставив вперёд щиты, пряча за ними железные зигзаги мечей. Египетские лучники в это время обливали стрелами врагов, прорывающихся к месту схватки по береговой полосе, и постепенно отступали под их натиском.

Лестригоны, одолев ров, лишились копий (при прыжке копьё оставалось на той стороне рва), а потому напали на шерданов с мечами и булавами. Удар был грозным и страшным. Шерданы встретили натиск, и вот уже всё слилось в кровавом месиве. Мелькали в воздухе шипастые головы булав, сверкали и лязгали мечи. Предсмертные крики, стоны, хриплая брань на разных языках, — всё соединилось в сплошной гул.

Большинство шерданов, тщательно подготовленных к бою как Гектором, так и Антассой, запомнившим с раннего детства боевые приёмы лестригонов, старались не бить врагов в места, хорошо защищённые доспехами. Шерданы поднимали над головой щиты (которые в случае прямого удара их почти не защищали) и, пригнувшись, используя свой более низкий рост, наносили удары по ногам, рассекая сухожилия, либо наискосок вонзали свои серпы под кожаные юбки врагов, стараясь попасть в пах или в живот. Такие удары, будучи нанесены достаточно точно и сильно, нередко несли смерть.

Однако лестригоны дрались, несомненно, лучше, и то, что египтян стаю теперь на тысячу с лишним больше, не спасло бы их.

Но с ними по-прежнему были троянские герои.

Колесница Ахилла врезалась в гущу битвы, как это бывало всегда — внезапно и вовремя, как раз тогда, когда царь Антифот, одолев ров, вступил в бой и первыми же ударами сокрушил десяток воинов, прикрывавших колесницу фараона. Рамзес был в гуще боя, хотя перед тем Гектор просил его не рисковать и не вмешиваться в схватку самому. Но Великий Дом не мог смотреть со стороны, как дерутся и гибнут его воины. К тому же он был отважным и искусным бойцом и понимал, что его участие в битве воодушевит египтян. Фараон сражался в надёжных доспехах, а его колесницей, запряжённой чистокровными сирийскими жеребцами, правил опытный возница. Надёжна была и его охрана, если не считать отсутствия Сети, отправленного с поручением в Троаду. Рамзес ловко владел мечом и в первые мгновения сумел сразить троих врагов. Он метил в шею, между доспехом и нашлемником — такой удар, если его нанести точно, всегда оказывался смертельным. От нападений с разных сторон и от вражеских копий фараона прикрывали щиты воинов-египтян, бежавших рядом с колесницей. Вначале их было пятнадцать, но пятеро вскоре погибли. Внезапно перед колесницей, потрясая окровавленной булавой, возник Антифот и, одного за другим, уложил остальных охранников.

— Иди сюда, Рамзес, отродье лягушки! — орал лестригон, налетая на колесницу и хватаясь за поводья, чтобы не дата вознице развернуть повозку. — Ну, давай, это тебе не канавы рыть и заливать смолой! Ну!

Возница заслонил фараона от пущенной в него булавы и упал мёртвым, свесившись через борт колесницы. Рамзес уклонился от удара меча и сам ударил в ответ, но меч встретил надёжное железо щита. Следующий удар Антифота почти достал Великого Дома — ему удалось отпрянуть в последнее мгновение. А царь лестригонов с юношеской лёгкостью, будто не чувствуя тяжести своих доспехов, вскочил в колесницу и пинком ноги выбросил из неё труп возничего, освобождая место.

— Ну, великий фараон, сейчас я сделаю из тебя десяток маленьких фараончиков! — глухо произнёс Антифот, оскалившись (этот оскал трудно было назвать улыбкой). — Придётся делать из тебя не одну, а десять мумий!

Каким-то чудом Рамзес опять отразил удар, лезвие вражеского меча лишь скользнуло но его руке, оставив неглубокую рану, скорее царапину. Антифот вновь замахнулся и... выбитый из его руки меч упал за борг повозки, а сам он пошатнулся, так силён был удар. Между ним и Рамзесом вонзилось и задрожало гигантских размеров копьё, а в следующее мгновение подкатила ещё одна колесница.

— Не лезь не в свою повозку, Антифот! — крикнул Ахилл, нависая над царём лестригонов. — Тебе здесь не место!

Антифот зарычал и взмахнул мечом, видя, что в это мгновение троянский герой безоружен: его копьё ещё торчало из днища колесницы. Но Ахилл, упредив врага, ударил его кулаком в лицо. Лестригон помнил, как этот самый кулак раскрошил рёбра Каррика, и стремительно отшатнулся, однако удар достиг цели, и облачённый в тяжёлое железо великан вылетел из колесницы, как кот от хозяйского пинка. Тут же откуда-то вынырнул ещё один лестригон, размахивая окровавленной палицей, но этому повезло куда меньше: троянец уже держал копьё в руке и точным ударом пригвоздил врага к земле.

— Вот вам, собаки! — закричал Ахилл тем самым, наводящим ужас голосом, от которого так часто бежали самые смелые воины. — Что, не привыкли, чтоб вас били?! Привыкли бесчинствовать, как вам хочется?!

Ещё один взмах «пелионского ясеня», и двое подступавших к колеснице фараона лестригонов упали с разбитыми головами. Подбежал воин-египтянин, прыгнул в повозку и подхватил поводья, одновременно прикрывая Рамзеса своим щитом.

— Спасибо! — крикнул фараон Ахиллу. — Я рад, что ты в силах биться!

— Я тоже этому рад! — отозвался герой. — Но ты бы поберёг себя, Великий Дом!

— Скажи это своей жене! — невольно огрызнулся Рамзес. — Во-он она рубится в самой гуще схватки. А я не женщина!

Троянский герой усмехнулся и ничего не ответил. Сражение кипело вокруг них, и ему было не до споров с фараоном, которого он так вовремя успел защитить. Куда больше Ахиллу хотелось вновь найти Антифота, но двое лестригонов успели оттащить в сторону своего царя, от удара ахиллова кулака потерявшего сознание. Остальные лестригоны тоже отступили от колесницы троянца, пытаясь издали поразить его копьями. Он был без щита, потому что владел только левой рукой, в которой держал копьё — его прикрывал лишь большой щит Яхмеса.

— Ну, пожиратели поганок, сюда! — вновь закричал Ахилл. — Что-то я не вижу вашей хвалёной отваги! Ко мне, демоновы лизоблюды!

И, знаком приказав Яхмесу развернуть колесницу, герой ринулся за отступавшими под его натиском врагами.

Сражение происходило на нешироком пространстве между всё ещё пылающим рвом и раскинутым возле смоковниц лагерем египтян. Те из лестригонов, кому удалось спастись с горящих кораблей, пробились через строй египетских лучников, защищавших береговую полосу, оставив многих из них убитыми, и присоединились к своим товарищам, которые широким клином врубились в линию обороны шерданов. Теперь уже не было ни клина, ни стройных рядов оборонявшихся — всё смешалось, и в тучах поднятой пыли были видны лишь мелькающие руки с окровавленным оружием, оскаленные лица и тусклый блеск бронзы и железа.