Дмитрий Овсянников - Осколки Сампо [litres]

– Тем лучше для вас! – ответила Хозяйка Похъёлы. – Приведёте Лося Хийси живым к моему двору – исполню, что просите. Вы отправитесь в Нойдантало, как только ляжет снег. Будет вам и одежда, и охотничье снаряжение, и лыжи от щедрот народа Сариолы. А пока ступайте! Отныне вы – мои званые гости. Никто не посмеет причинить вам зла. Не сумеете добыть зверя – расплатитесь за постой!

Она не сказала ничего страшного. Но отчего тогда по коже идёт мороз, и волосы норовят встать дыбом?

Оставшись одна, Лоухи переменилась. Она склонилась, обеими руками вцепившись в посох, и словно внезапно постарела: на лице отразились все заботы и печали, скорбь, гнев и усталость за несколько сотен лет; тонкие, плотно сжатые губы дрожали, перед мысленным взором древней колдуньи вихрем неслись воспоминания о былом.

Неужели правы те умники, что говорят, будто все дела в жизни повторяются, идут по кругу? Ведь так уже было прежде. Ко двору Хозяйки Похъёлы во главе ватаги удальцов уже являлся рунопевец из Сувантолы, и не было равных ему в искусстве заклинательных песен. Он говорил о Сампо, убеждал Лоухи отдать чудесную мельницу, получив отказ, грозился отнять силой… О, старый Вяйне, будь неладно тебе и твоим потомкам!

Нынешний сувантолайнен молодой да ранний, то ли ничего не знает, то ли нарочно притворяется простофилей. Но старую Лоухи ему не провести!

Чего проще – созвать дружину и прогнать чужаков, не захотят уходить – поднять на копья!

Нет. Слишком просто. Поступить так – значит, не принять вызов, который снова бросают Хозяйке Похъёлы южные соседи. Бросают не её народу – ей одной, её изощрённому уму и колдовской силе. Победа ценой простого убийства не даст удовлетворения, не залечит старую рану Лоухи. На этот раз она встретит их как должно. Как следовало встретить другого сувантолайнена много лет назад…

Жалобно скрипнула дверь. Не поднимая головы, Лоухи увидела на пороге военачальника. Тот вошёл, склонившись под низкую для себя дверную притолоку, и не спешил разгибать спину. Привычно закутанный в волчью шкуру – словно матерый волчище вздумал пройтись на задних лапах – он поклонился, стукнув кулаком в кольчужную грудь.

Ко времени, любезный! Лоухи всем телом подалась вперёд; полы черного плаща широко раздались на две стороны, встали торчком вороньи перья. Сейчас Хозяйка Похъёлы особенно походила на хищную птицу. Птичьим было и лицо Лоухи – круглое, скуластое, с острым прямым носом и зоркими злыми глазами.

– Ответь мне, доблестный Варкас, – колдунья заговорила сладким голосом, не сулившим, однако, ничего хорошего, – с каких пор ты казнишь и милуешь чужаков без моего ведома? Или ты уже сделался Хозяином Похъёлы?

– Стеречь границы родного края от врагов – священный долг воителя! – с мрачным достоинством отвечал военачальник, глядя из-под капюшона.

– Враги приходят с оружием, Варкас! Их встречают оружием, призывают на бой, а не за стол! – распалялась ведьма. – Как ты посмел поднять заклинание на тех, кто шел в гости ко мне ? А если и поднял, почему они до сих пор живы? В чем дело, Варкас? Так-то вы с дружиной исполняете свою службу?

– Одно твоё слово, эманта! – Варкас сжал рукоять меча. – Одно слово! Клянусь, я принесу тебе их головы! Я насажу их на частокол на радость воронам и во славу Хийси!

– Полно, герой! – проворковала Лоухи. – Сувантолайнен сотоварищи теперь мои гости. А ты, раз уж сумел сохранить им жизнь, храни её и впредь! Будешь их провожатым в моих владениях, да смотри, чтобы не знали они недостатка ни в чём! И чтобы ни один волос не упал с их голов, пока я не велю!

– Слушаюсь, – военачальник снова поклонился и быстро вышел – только мелькнул в дверях волчий хвост.

Лоухи с ухмылкой взглянула вслед воину. Новое игрище уже начало забавлять её. Нечасто в глухом краю Похъёлы выдаётся подобное!

Немало тягот и лишений выпало на долю людей, шедших все дальше и дальше в поисках новых, лучших для жизни, земель. О делах тех времен не сложено преданий и песен, не осталось следов в народной памяти – слишком много снегов заметало те следы год за годом, в течение сотен лет.

Для древнего человека мир был неведом и исполнен опасностей – в лесах рыскало хищное зверье, болезни и голод уносили людские жизни без счёта, суровая зима на полгода укутывала землю мраком и холодом. Душами людей владел страх, тот самый, что воплотился в образах злых божеств – коварного Хийси и всепожирающей, ненасытной Сюэтар. В страхе люди проводили всю жизнь, и от этого делались жестокими и яростными.

Потомки народа, рвавшегося вперёд сильнее прочих и остановившегося лишь у границ лопарской тундры, считали Похъёлу своей прародиной и верили, что к северу от неё заканчивается мир живых. Уйдя в сторону полуночи, они оторвались от родственных племён, шедших следом; родство с южными соседями постепенно забылось. Домыслы о народе Сариолы нарастали на правдивое знание слой за слоем, точно лишайник на камни, и со временем он сделался для своих сородичей страшной сказкой. От предков похъёлане унаследовали свирепый нрав; они проявили его во всей красе, когда разбили в кровопролитной войне и загнали в тундру встречные племена саамов. Закалившись в преодолении невзгод, похъёлане взрастили в себе непомерную гордыню.

Жителей Похъи можно было назвать дикими. Они не преуспели ни в ремёслах, ни в искусствах, их хозяйство во многом уступало хозяйству южных соседей. Дома похъёлане строили самые простые – длинные и низкие, крытые дёрном, часто без окон и украшений. Вместо сеней при входе сооружали шалашкоти; в середине жилой части складывали очаг, над которым в крыше оставляли дыру для дыма. Только в доме Лоухи Антеро видел настоящую печь с трубой, выходящей на крышу – к высокому терему эманты приложили руку заморские умельцы. Они же возвели надёжные укрепления вокруг Корппитунтури, Вороньей Горы – так называли похъёлане свое главное селение.

Со дня прибытия ко двору Лоухи Антеро с друзьями поселились в одном из дружинных домов Корппитунтури. Став гостями, они до приближения зимы были предоставлены сами себе и могли заниматься чем душе угодно. Уно по целым дням пропадал в кузнице, Антеро, Тойво и Кауко Ахтинен убивали время на охоте в окрестных лесах. Местные поглядывали на них с опаской – среди них быстро разошёлся слух, что нежданный гость эманты – могучий колдун из Карьялы, способный зачаровать любого. Дружелюбия у похъёлан не прибавилось, освоиться среди них гостям не удалось. Никогда прежде не встречался друзьям народ более мрачный и неприветливый, чем хозяева Сариолы. Им не переставал удивляться даже Уно, выросший среди молчаливых хяме. Разделяя с гостями стол и кров, похъёлане избегали разговоров с ними, хотя не отказывали в беседе друг другу. Приглядевшись внимательно и перебросившись с местными парой-тройкой слов, друзья поняли, что виной тому не боязнь, а заносчивость северян.