Мария Пастернак - Золото Хравна

Она покачала головою.

— Так страшно все это, Торве!

Торлейв посмотрел в ее печальное лицо.

— Ты права. В мире нет ничего страшнее, чем лишить человека жизни. — Он вздохнул. — Но если б не Кольбейн, на этих санях, скорее всего, везли бы сейчас меня.

— Так что же делать, Торве?

— Жить как живется. И помнить о нашем спасении. Не забывать никогда, какой кровью выкуплено оно, и идти себе вперед своей дорогой. Наверное, так. — И он пожал плечами.

— Да есть ли такая дорога, Торве, по которой можно идти, не сворачивая и не сбиваясь с пути, не сомневаясь ни в чем, не падая духом — но и не сметая все кругом себя в своей жестокости? Где она, эта дорога, Торве?

— Где-то посередине, — сказал Торлейв. — Но я не уверен, что ее можно найти раз и навсегда. Ее выбираешь с каждым новым шагом, и всегда на ощупь. Спасибо, есть то, что помогает нам видеть вперед хотя бы на один шаг.

— Что ж это такое, парень? — спросил Скаффти, который прислушивался к их негромкому разговору.

— Вера Христова, — тихо отвечал Торлейв, нагнув голову и глядя себе под ноги.

— Что-то ты отстаешь, парень, — вздохнул Скаффти.

И Торлейв налег на перекладину.

Они подошли к постоялому двору, когда солнце уже село. Земля и небо постепенно погружались в синие морозные сумерки.

— О, — сказал Гамли, — чьи-то сани у моих ворот! Неужто постояльцы? Как же я размещу всех? И ведь в такой холод никому нельзя отказать в приюте!

На дворе стояли богатые сани, заботливо прикрытые рогожей. Коней не было — видимо, их уже отвели в конюшню.

Мощный и Лохматый радостно выбежали навстречу хозяевам, и длинненькая стройная Анете вышла вслед за ними, кутаясь в плащ, в точности как Ланглив позапрошлой ночью.

— Ну наконец-то! — У нее и голос был похож на материнский. — Я уж заждалась, даже волноваться начала. Там приехали какие-то люди! Их много. Двое в санях, кучер и четверо верховых, мы со Стиной и Арне едва разместили в конюшне их лошадей. Они сидят с самого полудня и ждут Торлейва, сына Хольгера… Не лошади, конечно, а люди. Ведь это вас так зовут, кажется? — спросила она и улыбнулась Торлейву.

— Да, — отвечал Торлейв, улыбнувшись девочке в ответ, и умолк.

— Торве, беги! — сказала Вильгельмина, сжав его руку.

— Беги, Торлейв! — кивнул Никулас.

— Идем! — сказал Скаффти. — Я спрячу тебя у себя в усадьбе!

Однако бежать было поздно. С крыльца один за другим сошли четверо людей, вооруженных и экипированных так, точно они готовились к битве. Кольчужные хауберки облекали их тела поверх стеганых гамбезонов. Широкие наносники круглых шлемов закрывали лица воинов, лишь глаза поблескивали в полутьме да дыхание паром окутывало бармицы [160] Бармица — защита шеи и плеч. Кольчатая сеть, спускающаяся по краям шлема на плечи — по бокам и сзади. . У двоих в руках были немецкие косари [161] Косарь — длиннодревковое оружие с односторонней заточкой на внутренней стороне боевой части, род алебарды. , из разряда тех, что называют гудагами [162] Гудаг — измененное «годендаг», буквально «добрый день». Фламандская и германская алебарда. , и все четверо были вооружены длинными мечами. Они стали кругом у крыльца, и тогда быстрой походкой вышел из дверей пятый, картинно остановился в дверном проеме и обвел собравшихся высокомерным взглядом из-под тонких бровей.

Был он среднего роста, крепкий, с короткой мощной шеей. На нем не было кольчуги, и коротко стриженную голову его венчал не боевой шлем, а небольшая круглая шапка из меха черной лисы, хвост которой спускался на левое плечо. Поверх темного кафтана с золотыми шнурами на незнакомце надет был красный, свободно ниспадающий пелиссон [163] Пелиссон — теплый плащ на меху. , подбитый белым мехом. Руки его были одеты в теплые перчатки светлой дубленой кожи. В правой держал он крепко скрученный лист пергамена с красными подвесками сургучных печатей, левая же упиралась в бедро, выставляя на всеобщее обозрение позолоченную рукоять дорогого меча. Цепкий взгляд его прищуренных глаз перебегал с одного бонда на другого — и, кажется, ни один не вызывал у него симпатии. Из-за плеча его, смутный как тень, выглядывал тощии молодой человек в сером плаще и сером же берете с меховыми клапанами, прикрывающими уши от мороза.

«Должно быть, секретарь», — подумал Торлейв. Ему не был знаком никто из вновь прибывших — но гадать, что это за люди, не приходилось: от человека в лисьей шапке так и несло королевской канцелярией. «Большая шишка, — подумал Торлейв. — Богатая одежда, дружинники как на подбор. Видимо, Нилуса Ягнятника дорого ценили при дворе, раз за его убийцей прислали такой эскорт».

— Беги, Торлейв! — прошипел Никулас, хватаясь за рукоять своего меча. — Скорее, пока они не разобрались. Мы с Гамли их задержим.

Гамли кивнул, наполовину вытащив свой меч.

Но Торлейв покачал головой.

— Нет. Довольно и этого. — Он указал на прикрытые еловыми ветвями и рогожей сани. — Я больше не хочу.

— Что происходит здесь? — с плохо скрываемой брезгливостью спросил человек в лисьей шапке. — Я Вальдимар, сын Хельги, представитель господина Харальда, лагмана Нидароса, а это мои люди. По какому праву все вы без особого на то распоряжения властей разгуливаете при мечах и прочем вооружении? Разве сейчас война или смута, или жизни вашей угрожает опасность?

— Места у нас дикие, — отозвался Гамли. — Опасность постоянно угрожает нам. Разбойники держали в заложниках двоих наших друзей, и нынче мы отбили их, ибо правосудие, что греха таить, в нашей местности несколько запаздывает. Двое из этой шайки уж больше никогда не смогут чинить никаких бед мирным людям. Вы, Вальдимар, сын Хельги, можете видеть их вон в тех санях. Завтра же с утра я, Гамли, сын Торда, хозяин сего постоялого двора и тингман, поеду к управителю нашего херада и потребую созыва местного тинга для разборки этого дела.

— Что ж, — кивнул Вальдимар, — раз вы тингман, вам, стало быть, законы известны. Велите этим крестьянам разоружиться и сложить свои мечи в сенях, не подобает им носить оружие в мирное время.

— Ясное дело, у вас в Нидаросе не подобает, — сказал Гамли. — А в наших краях без меча никто из дому не выйдет. У нас тут не только разбойники, у нас и дикие звери есть. А разоружиться — оно, конечно, можно, раз вам так, Вальдимар, сын Хельги, угодно.

— Здравствуй, Вальдимар, — сказал Никулас Грейфи, выступая вперед. — Помнишь ли ты меня?

— Никулас? — изумленно сказал человек в лисьей шапке, вглядевшись в сумерках в лицо Никуласа. — Что делаешь ты здесь среди этих селян?

— Куда как интереснее было бы узнать, Вальдимар, сын Хельги, что делаешь здесь ты?

— Я приехал по королевскому делу.

— Ну разумеется, как всегда, — кивнул Никулас. — Что же, Вальдимар, несмотря на все твои старания, ты никак не дослужишься до золотых шпор — не в пример начальствующему над тобой господину Харальду?