Виктор Баранец - Спецоперация Крым-2014

Украинский корабль «Черкассы» попытался стащить с фарватера «Очаков», чтобы освободить выход из озера, но потерпел неудачу. А вспомогательные суда Черноморского флота встали перед кораблями ВМС Украины таким образом, чтобы помешать их съемке с якоря».

Почему для затопления в Донузлаве был выбран именно «Очаков»? К тому времени он уже находился в отстое, как и еще около 40 отслуживших свое кораблей, стоявших в севастопольских бухтах. Тут у командования Черноморского флота были и другие соображения. Ширина фарватера Донузлава – около 200 метров. Топить сразу несколько небольших кораблей нецелесообразно, да и времени на перекрытие потребуется больше. А «Очаков» с его длиной 173 метра мог быстро закрыть большую часть прохода.

Судьба «Очакова» печальна, как и судьба многих других кораблей, чья участь решалась в момент распада СССР. В 1991 году его поставили на ремонт, который тянулся годами и привел боевой корабль к полному упадку. К моменту, когда он был выбран для затопления, с него были сняты почти все механизмы, оборудование и вооружение. Внутри «Очакова» не было фактически ничего – даже переборок и трубопроводов. Можно было зайти через корму и беспрепятственно пройти к носу. «По сути, буксир тянул перед затоплением не «Очаков», а пустую болванку», – вспоминал один из участников той операции.

На затопление БДК «Очаков» ушло чуть больше часа. На случай активных действий украинских военных российские моряки были готовы взорвать корабль. Но во время затопления украинские корабли остались на своих местах.

Позже журналисты спросят командующего Черноморским флотом адмирала Витко:

– Почему было так важно закрыть проход?

– Потому что в море боевые возможности кораблей значительно выше, чем в месте стоянки. Корабль может маневрировать, вести огонь, представлять реальную угрозу. Перед нами стояла задача не допустить кровопролития, и такая морская блокада позволяла ее решить.

Когда уже был затоплен «Очаков» и одно небольшое (тоже списанное) судно, в Донузлав возвращалась рыболовецкая шхуна. Она немного повертелась возле затопленных кораблей и пробралась в озеро вдоль берега. Тогда нашим черноморским командирам стало понятно, что таким же образом могут пройти и другие небольшие корабли. Потому затопили еще два вспомогательных водолазных судна. Таким образом, выход украинских кораблей из Донузлава в Черное море был основательно «законопачен».

В этой ситуации командир украинского корабля капитан II ранга Михайло Пивень решил прорываться «с боем». 20 марта 2014 года он предпринял попытку сняться с якоря и швартовых и выйти «на большую воду».

Из штаба Черноморского флота поступил приказ блокировать корабль Пивня. В 19:00 две боевые группы на быстроходных катерах подошли к судну и заблокировали его. На подмогу катерам подоспели два буксира. Казалось, положение Пивня стало окончательно безвыходным.

И тогда Пивень стал устраивать лицемерные спектакли. Он заявлял о готовности перейти под юрисдикцию России, но при этом силой удерживал на борту часть экипажа. А когда на корабль прибывали для переговоров представители российского Черноморского флота, их встречала большая группа иностранных журналистов (иногда – до 10 телекамер!), при которых и разыгрывалась инсценировка «сопротивления экипажа силовому захвату». Такие спектакли для иностранных журналистов на корабле устраивались трижды. И тогда терпение сил самообороны и моряков-черноморцев лопнуло.

Ополченцы при поддержке спецназа высадились на корабль, закрыли в командирской каюте Пивня и его старпома Любецкого, а перед остальными поставили вопрос ребром – или продолжаете служить на корабле под российским флагом, или уходите с него.

Пивень и Любецкий сидели в каюте.

– Никогда не думал, что моя каюта станет для меня же «обезьянником», – зло сказал Пивень, доставая откуда-то снизу бутылку водки. Любецкий подумал, что еще никогда не видел командира таким беспомощным и бледным.

Корабль качало. Где-то раздавались громкие революционные голоса ополченцев.

Любецкий взял бутылку водки, распечатал ее и, придерживая пластмассовый стакан, стал наливать. Пивень опустил руку в урну, достал оттуда и размотал бумажный сверток с остатками вчерашней закуси – куски колбасы и соленого огурца в хлебных крошках, заветренный шмат белой булки. Сказал – как приказал:

– Наливай по полной! У меня еще есть… Я в плен трезвым не сдамся!

Выпили по полной раз, другой, третий.

Водки было много, а закуски мало.

Захмелевший Любецкий спросил:

– Что будем делать?

В этот момент в дверь каюты постучали:

– Ну что, вы там определились?

Желваки Пивня ерзали под небритой кожей на щеках.

– Я определился, – сказал он каким-то похоронным тоном. И добавил, глядя на Любецкого:

– Хорошим ты, Богдан, у меня старпом был…

– Почему был?

– Потому что был… А будешь командиром. Обязательно будешь. Вот только не знаю – украинским или москальским…

– Ты о чем, Михайло?

– А вот о чем…

Рука Пивня скользнула под подушку и в ней образовался пистолет. Пивень снял его с предохранителя, передернул ствольную рамку.

Любецкий сидел, как парализованный.

Затем, вмиг отрезвев, бросился к Пивню, навалился на него, схватил клешнями своими руку командира с зажатым пистолетом. Но было поздно… Бухнуло в каюте и раз, и два. Пивень с рваной кровавой раной вдоль виска упал в проходе. Любецкий сидел, зажав рану на плече – под самым погоном.

Дверь каюты распахнулась – в проеме человек в зеленой каске и черном бушлате заорал громко и страшно:

– Пивень застрелился!

Наклонился к Пивню, осмотрел рану, оттянул веки:

– Или нет… Вроде живой. Врача срочно!

Ополченцы снесли Пивня на катер, помогли и Любецкому перейти туда же. Пробитое пулей плечо горело. Какая-то дивчина с медицинской сумкой на боку, перебинтовала голову Пивню и сделала укал в голую задницу, а Любецкому распахнула рубашку и прижгла чем-то холодным рану.

Как это бывает, по городу быстро разнесся слух – командира украинского корабля то ли застрелили, то ли он сам застрелился… Но, слава Богу, спасли.

Кто-то на пристани, когда Пивня и Любецкого перегружали в карету скорой помощи, сказал авторитетно:

– Если офицеры хотели застрелиться – значит, есть совесть…

– Мама, мамочка!!! – страшным голосом кричала в телефонную трубку Людмила, – Богдана хотели застрелить! А Пивня застрелили!

Ольга Михайловна как была в домашних тапочках, так и рванула из квартиры – только пальто успела накинуть.

Александр Иванович был на Графской, когда ему позвонил сын Олег и сообщил скорбную весть. Кручинин дрожащими деревянными пальцами еле попадая в клавиши своего мобильника, набрал номер начальника госпиталя.