Александр Тамоников - Вражья дочь

— Пять верст.

— Ты уверен, что русские передовые полки будут ждать подхода основной рати? Они не пойдут к стенам Посадов без нее?

— Нет, не уверен.

— Если так случится, то что станет с сотней, которую мы пошлем на захват особой дружины? Вывести ее на починок — все одно, что на верную смерть отправить.

— Да, я понял. Это действительно глупое предложение.

— Рад, что ты уразумел это. Брать особую дружину будем в подземелье. Это решено и более не обсуждается.

Явился Качек. Вместе с ним был довольно молодой ратник, десятник Збигнев Долинский.

Он поклонился и сказал:

— Доброго здравия, пан ротмистр!

Голубицкий не ответил на приветствие, сразу спросил:

— Тебе известно, что оборона Полоцка поручена мне?

— Известно, пан ротмистр.

— Так какого черта я не знал о твоем возвращении?

— Но наш воевода наказывал докладывать ему. Я только здесь узнал, что обороной города теперь руководите вы, пан ротмистр. Воевода Довойна не говорил мне об этом.

Голубицкий сменил тон:

— Ладно, ты здесь ни при чем. Что ответил Николай Радзивилл на нашу просьбу?

— Гетман заявил, что пойдет от Минска к Полоцку. Но войско у него слабое, до четырех тысяч ратников и порядка двадцати полевых пушек. Против армии Ивана Грозного это ничто. У русских один полк насчитывает столько же воинов. Однако гетман запросил поддержки у Кракова, выслал туда гонцов. Радзивилл в ближайшее время выступит к Полоцку с целью отвлечения русских. Он надеется, что сюда успеют подойти крупные силы из Польши.

— Когда он собирается выступить?

— В ближайшее время. Так сказал гетман.

— Хорошо и то, что он согласился отвлечь русских. У нас рать еще меньше. Это все?

— Нет. Радзивилл просил пустить по городу слух о том, что от Минска идет большая рать. Это позволит нам выиграть хоть какое-то время. Царь Иван вынужден будет выставить против литовцев хотя бы один полк с пушками. Это не даст ему полностью окружить город.

Голубицкий с досадой махнул рукой и проговорил:

— Слухи-то мы пустим, конечно. Да вот только они нисколько не помешают Царю Ивану выслать навстречу Радзивиллу и не один полк. Сил у него более чем достаточно. Мы никак не сможем помешать ему плотно окружить Полоцк. Ты извини меня, десятник, за резкость. В этом виноват воевода. Он паникует, демонстрирует свою слабость. Нам надо готовиться к сражению. Теперь все войска, находящиеся в Полоцке, подчинены только мне. Запомни мои слова и другим передай! Впрочем, завтра я направлю в войска приказ об этом. Ступай, отдыхай!

— Слушаюсь!

Когда десятник вышел, Голубицкий ударил кулаком по столу и проговорил:

— Ну и что, ясновельможный пан Радзивилл? Где твое хваленое войско? Оказалось, что ты имеешь такие же силы, как и мы. А сколько гонору было в твоих речах перед походом русского Царя на Полоцк! Мол, русским никогда не взять крепость, польско-литовская рать совместно с гарнизоном города нанесет врагу сокрушительное поражение. Царю Ивану придется не только бежать от Полоцка, но и убрать войска из крепостей и земель, уже захваченных им. Что из этого вышло? Где могучее польско-литовское войско? Четыре тысячи человек и двадцать полевых пушек! Это против армии в сорок тысяч человек, если не больше. Надо добавить сюда еще двадцать тысяч обозного люда, который тоже можно бросить в бой. Но время у нас еще есть, а с захватом особой дружины его будет больше. Это поможет нам сохранить свои жизни, обменять их на жизнь ратников этой проклятой дружины. А полочане? Если на них плевать Сигизмунду, то уж нам — тем более.

С такими вот мыслями ротмистр и ушел в свои покои.

Ночью со двора полоцкого сапожника Тукина вышли два человека в одежде польских ратников. Егор когда-то получил ее в оплату за пошитые сапоги. Если бы он не взял эти тряпки, то вообще остался бы ни с чем. Тукин хотел было выбросить одежду ненавистных поляков, но оставил на всякий случай. Оказалось, поступил верно. Вот теперь-то она и пригодилась.

Ратники вышли к воеводскому дворцу совершенно спокойно, не скрываясь. Оттого и стража не обратила на них внимания. Мало ли по какой нужде они тут бродят. Может, до девок подались или за вином. То и другое в Замке добыть не сложно.

Невдалеке от подворья хорунжего Витейского воины остановились, огляделись и юркнули в проулок. Это были князь Савельев и Осип Горбун, державший у груди свое излюбленное и страшное оружие — шестопер. Еще при нем была сума с факелами и кресалом.

Осип поежился и заявил:

— Холодно, князь, как у нас на Москве.

— Там бывает и куда холоднее. Но хватит болтать, давай к делу.

Они приникли к щелям городьбы и увидели тот самый погреб, о котором говорила панночка Анна. Вот только вход в него теперь не был закрыт поленницей, надобность в ней отпала. Железные ворота, амбарный замок.

— Открыть сможешь? — спросил Савельев.

— Приходилось мне этим заниматься. Только потом следы на замке от ножа остаются.

— Надо обойтись без следов.

— Попробую. Странно…

Князь взглянул на ратника и спросил:

— Что странно, Осип?

— Охраны нет.

— А кого Витейскому опасаться в Замке?

— Да хотя бы того же сапожника. Вряд ли он забыл о нем.

— Хорунжий, наверное, считает, что и сам справится с каким-то ремесленником.

— Может, и так. А вообще, князь, бардак у них еще тот.

— У нас на Москве его тоже хватает. В других городах и селениях строже.

— Перелазим?

— Давай!

Горбун перекинулся через городьбу, присел под кольями. За ним последовал Савельев. Кругом тихо, в окнах темно.

Они перебежали к амбару. Князь встал у угла, Осип вытащил нож. К его немалому удивлению, замок открылся очень быстро.

— Входим, ворота затворяем! — распорядился Дмитрий.

Вскоре воевода и ратник оказались в сплошной тьме. Горбун поджег факел, стало светло. Князь Савельев и Осип пошли по тоннелю. Спуск длился не так уж и долго. Через сотню шагов они оказались в помещении размером где-то десять на двадцать саженей. Ровный сухой земляной пол, в стенах подставки с факелами.

Три хода вели сюда со стороны Замка. Столько же коридоров выходили из этого помещения.

Дмитрий и Осип двинулись по левому из них. Саженей через двадцать они уперлись в стену, сложенную из мешков, заполненных, скорее всего, мукой. В центральном ходе было то же самое. Крайний правый тоннель был забит бочонками с порохом.

— Возвращаемся, а то факел скоро потухнет, — распорядился князь.

— У меня еще есть.

— Я сказал, возвращаемся!

— А может, проложим фитиль да подожжем его на входе? У меня есть моток. Рванет так, что и наши услышат.

— Наши, это кто? Влас с Дрогой? Гордей с дружиной?

— Царь услышит.

— И чего мы добьемся?

— Да ведь тут все обрушится. Вместе с дворцом.