Александр Тамоников - Вражья дочь

— Ничего, есть местные жители. У них паны и заберут провизию. Да и большинство ополченцев из тех же посадских.

— Ну да. Митяй говорил, что ополченцев немало, да только вот нет у них особого желания воевать. Поэтому, мыслю, Голубицкий и отправился туда со своими помощниками, дух поднять у посадских. А как поднять то, чего нету? Конечно, на Посаде хватает людей, которые желали бы остаться в Литве, но вот головы класть за нее они вряд ли будут.

— Ополченцы уже на стенах?

— Не все, но многие.

— Интересно, как Голубицкий заставит их воевать? Один готов биться, второй, стоящий рядом, — нет. Первый обороняться станет, другой на Посад уйдет, к семье, переждать сражение.

— На то и есть поляки и литовцы, чтобы держать ополчение на стенах и не давать уйти. Они заставят горожан обороняться.

— Ну и ладно, — сказал Дмитрий. — Ты, Егор, говорил, что товарищ твой видел Голубицкого и двух хорунжих. Но получается, что Витейского он не заметил, да?

— Этого пса с ними не было, но он наверняка тоже где-то там.

— А что сейчас происходит в Замке?

— Беготня, особенно среди ремесленного люда. Знать-то попряталась, роты на стенах и башнях, в городнях. Ворота закрыты, стража пропускает лишь тех, у кого есть разрешение воеводы.

— Ясно. Голубицкий с хорунжими пока на Посаде?

— Точно утверждать не могу. Товарищ видел их там днем. К вечеру могли и вернуться. Хотя это вряд ли. Если ротмистр руководит обороной, то это значит, что он должен быть при ополчении и пушках, установленных на берегу Двины.

— Следовало бы проверить это.

— Так давай я опять пройдусь по городу, — предложил сапожник.

Савельев посмотрел на него и спросил:

— И как ты узнаешь о том, что нам нужно?

— Так в Замке и сейчас наверняка стоит большой переполох. Так часто бывает. Вроде готовились к обороне, а как противник подошел, оказалось, что многое упущено. Надо быстро исправить огрехи. Вот ротмистр теперь этим и занят. Я обязательно увижу его где-нибудь.

Дмитрий кивнул.

— Ладно, но гляди, Егор!.. Повторяю, к подворью Витейского ни ногой!

— Да помню я наказ твой.

— И недолго там. Старайся не привлекать к себе внимания. У тебя счеты с хорунжим. Он помнит об этом. Узнает от своих людей, что ты бродишь близ его подворья, да и прикажет им прибить тебя.

— Я все понял, князь.

— Ступай!

Тукин ушел.

Воевода и ратники особой дружины собрались в бане, где было просторней, чем в любой комнате этого дома. Тем более что Дрога натопил ее. Мороз спал, на улице таял снег, но не зря люди говорят, что жар не холод.

— Слушайте, друзья, что мы будем делать. Коли сегодня у стен города появились наши передовые отряды, то это значит, что полки рядом. Они могут уже завтра выйти к Полоцку и начать окружать его. В это самое время мы проберемся на подворье Витейского, а потом и в подземный ход, даже если хорунжий и выставит там охрану. Но я думаю, что ему будет не до того. Зайдем в подземелье, встанем в трех проходах, идущих от самого большого помещения. Дроге иметь при себе лук и стрелы.

Горбун почесал затылок и спросил:

— Что, мы вчетвером будем держать схроны?

— А у тебя есть при себе дружина? — с усмешкой спросил Влас.

Осип покосился на него и заявил:

— Ты еще молод, Влас, чтобы говорить что-то против меня. Сиди и слушай опытных людей.

— Да, покуда держать схроны будем вчетвером. Но князь Крылов пришлет нам поддержку, как только пушечный наряд начнет обстрел стен Посада и Замка, — сказал Савельев. Надо устроить в них бреши, чтобы наши воины и дружина десятника Васильева, а коли потребуется, то и большие силы, смогли прорваться в замок, зайти во все ходы и оказаться в тылу поляков, которые пойдут на нас. Как долго нам придется сражаться малым числом, я не знаю, но скажу прямо, что мы должны будем продержаться до подхода подмоги.

Горбун прекратил обгрызать сломанный ноготь и спокойно проговорил:

— Если надо, то продержимся. Нам не впервой.

Влас с искренним восхищением посмотрел на Горбуна. Вот это настоящий воин! Ему все нипочем. Прикажут, один пойдет на врага, да и ходил уже не раз.

Воинам казалось, что они говорили совсем не долго, но успел вернуться сапожник. Сын сказал ему, где находятся гости. Он зашел в баню, сел на лавку.

— Что ты узнал, Егор? — спросил Савельев.

— Голубицкий со своими помощниками сейчас на Посаде и будет там, пока остается возможность удержать его. Только если русские сомнут оборону ополчения, он вместе с береговым нарядом вернется в Замок.

— Кто рассказал тебе об этом?

Сапожник улыбнулся и ответил:

— Пан Станислав Довойна!

Ратники переглянулись.

— Сам воевода Полоцкий? Тебе? — уточнил Дмитрий.

— Ну, не мне, конечно. Просто повезло. Я подошел к дворцовым стражникам, которых давно и хорошо знаю, стал с ними говорить. Тут ветер поднялся, отошли мы к стене дворца. А мимо воевода Довойна с Яном Глебовичем идут и беседуют между собой, на других внимания не обращая, прячась от ветра. То, что сказал, я узнал как раз из их разговора. Они ушли на подворье епископа Арсения. А я подался сюда. Извиняй, князь, что нарушил твой приказ, заглянул к Витейскому. Вернее сказать, подходил к его подворью. Там только один ратник у ворот, больше никого нет. В доме темно, повсюду тихо.

— Был бы ты в моей дружине, выгнал бы я тебя из нее к чертовой матери! — воскликнул Савельев.

— Но я не в твоей дружине. Может, и вести пустые принес?

— За вести моя тебе благодарность, а за самоуправство — нагоняй!

— Это значит, что ты признаешь меня воином дружины, пусть и временным.

— Это ничего не значит!

Сапожник раскинул ворот рубахи под кафтаном и заявил:

— Прошу, князь, возьми с собой. Слишком мало вас, чтобы держать оборону в подземелье. Лишним не буду. А у меня лук припрятан и два десятка стрел.

Дрога, являвшийся лучником в дружине, поинтересовался:

— И где же ты взял его?

— У ополченцев. Им как-то выдавали без разбору, а жизнь у них не сладкая, сам видишь. Некоторые бедолаги тут же продавали оружие. Тогда многие и на Посаде, и в Замке запаслись луками. Довойна потом понял, что глупость сотворил, наказал все их сдать. Кто-то так и сделал, опасаясь сурового наказания, а вот я при себе оставил.

— Подумаю, — сказал Савельев.

— Вот это уже другое дело! — обрадовался сапожник.

Горбун взглянул на него и сказал:

— Чему радуешься, Егор? Может, мы на верную смерть идем?

— Может, и так, Осип, но я должен отомстить за жену и дочь. Если не собаке Витейскому, то тем полякам, которые у него в услужении. А потом хоть на плаху.

Осип кивнул.

— Достойный ответ. Я бы пошел в бой вместе с Егором.

— Сказал же, подумаю! — подвел итог разговору Савельев. — Сейчас ужин. Все мы изрядно проголодались. Потом отдых. Встаем, как только просветлеет. — Князь повернулся к Тукину: — Сегодня я выставлю охранение.