Виталий Гладкий - Митридат

— Как ты себе это представляешь?

— Ну, это зависит от нашего воинского мастерства. А его ни тебе, ни мне не занимать. Нам просто нужно пощекотать нервы пантикапейскому сброду отменным зрелищем, чтобы никто из них не получил простуды, а этих цепных псов, вскормленных на берегах Аракса, проучить так, как подобает настоящим бойцам. Без лишней крови! Конечно, несколько царапин им не помешает, но синяки и шишки воякам придётся зализывать гораздо дольше любой самой тяжёлой раны. Мы их просто отметелим, как нерадивых слуг, и отправим восвояси.

— Если, конечно удастся, — повеселел от неожиданно забрезжившей надежды Савмак.

— Именно. Что ж, на всё воля богов. Выгорит наш замысел — хорошо, не получится — так тому и быть. Запомни только одно, Савмак — в любых обстоятельствах я не оставлю тебя в беде. Клянусь Дионисом! Чересчур многим я тебе обязан, а потому готов вернуть свой долг с лихвой.

Взволнованный Савмак крепко сжал протянутую Митридатом правицу и стал поправлять сбрую саврасого. Гул над ристалищем начал напоминать рокочущий осенний прибой — на гипподром, после долгих сомнений и колебаний, наконец прибыл и сам царь Боспора.

А как поживает наш общий знакомый, достопочтенный Авл Порций Туберон? Чересчур бурные и волнующие события, случившиеся по прибытию сарматского посольства в Пантикапей, как-то заслонили от нашего взора деяния римского агента, конечно же, вовсе не собиравшегося всё это время пребывать в неге и бездействии, наслаждаясь чистым морским воздухом и видом на безмятежный Понт Евксинский, сонно ворочающий нескончаемые водные валы. Поэтому оставим ненадолго звенящее доспехами ристалище, и перенесёмся в одно из тех мрачных и небезопасных для простого гражданина Пантикапея мест неподалёку от гавани, где нашёл себе пристанище осторожный и предусмотрительный Оронт.

Комната поражала запущенностью и пустотой. Только под одной из глинобитных стен на охапке сена валялись барсучьи шкуры и замызганная кожаная подушка — судя по всему, спальное ложе заместителя начальника следствия Понтийского царства. Авл Порций, мрачный и задумчивый, сидел на колченогом дифре с поломанной спинкой; напротив него на деревянном чурбаке примостился Оронт, при свете коптилки просматривающий какие-то записи. В комнате витал стойкий запах пропитанной лошадиным потом сбруи и человеческих нечистот. Похоже, что римский агент и его подручный кого-то ждали.

Наконец скособоченная дверь скрипнула, отворилась, и на пороге появились подчинённые Оронта — два перса с отталкивающей внешностью садистов и палачей. Они поддерживали под руки Макробия, помертвевшего от страха. Ночью его вытащили из тёплой постели и, закутав в попону, доставили в Пантикапей. После бешеной скачки купец едва не отдал богу душу, и только горячая купель и чаша подогретого вина с пряностями помогли ему вернуться в состояние, граничащее с безумием. Он что-то бормотал, брызгая слюной, и таращил помертвевшие глаза на огонёк масляного светильника.

— Так-так-так… — с удовлетворением протянул Туберон. — А вот и мы. С прибытием, Макробий! Давненько не виделись.

Однако его обращение осталось безответным — Макробий только вздрогнул и закатил глаза под лоб.

— Принесите жаровню с углями! — резко приказал Оронт персам. — Мы его сейчас немного подогреем, чтобы пришёл в себя, — с гнусной улыбкой обратился он к Туберону.

— Не торопись, — с осуждением посмотрел на него Авл Порций. — Это всегда успеется. Надеюсь, что мы договоримся без твоих штучек. Лучше пусть подадут ему вина, да хорошего, покрепче. И какую-нибудь скамью.

Пожелания римского агента были исполнены немедленно. И вскоре наш бедный купец, которому едва не силком влили в горло чашу крепкого хиосского вина, мог самостоятельно сидеть на обгаженной голубиным помётом скамье со спинкой, невесть где отысканной пронырливым живодёрами Оронта. Жаровню тоже внесли, и теперь в комнате стало гораздо уютней и теплей от жарких, посверкивающих расплавленным золотом, древесных углей.

— Оклемался? — с неприятной усмешкой спросил Туберон, наблюдая, как лицо Макробия постепенно приобретает свой обычный пергаментно-желтоватый цвет.

— Ты?! — воскликнул купец и в невольном страхе замахал руками, будто отгоняя страшное видение.

— А то кто же? Успокойся, Макробий, ты среди друзей.

При этих словах Туберона лицо Оронта покривила злобная ухмылка. Многозначительно глядя на Макробия, он достал из перемётной сумы железные щипцы и сунул их в пылающие угли.

Не отводя взгляд от змеиных глаз Оронта, купец с трудом выговорил:

— Что… т-тебе… н-нужно?

— Вот так бы сразу, — благодушно отхлебнул Авл Порций глоток вина из чаши. — Мне сегодня недосуг тут тары-бары с тобой разводить, нужно спешить на воинскую потеху — она обещает быть весьма интересной. У меня к тебе несколько вопросов. Возможно, и не весьма приятных для твоей персоны, но, увы, дорогой мой Макробий, служба. И хочу напомнить, что ты, как и твой покорный слуга, — он церемонно поклонился, — граждане Рима. А это, знаешь ли, обязывает кое к чему.

— Говори, я слушаю, — собрав всё своё мужество, горбун пронзительно посмотрел на постную физиономию бывшего приятеля.

— Не встречался ли тебе где-нибудь в Таврике царевич Митридат? Это главный вопрос, и подумай хорошенько, прежде чем ответить, — с угрозой произнёс помрачневший Туберон.

— Нет, — коротко выпалил Макробий, смело выдержав испытующий взгляд Авла Порция.

— Верю, — с разочарованием сказал римский агент.— Очень похоже на правду. Ладно, второй вопрос: а не знаешь ли ты, где сейчас находится наш общий знакомый Рутилий?

По тому, как Авл Порций и Оронт обменялись молниеносными взглядами, всё ещё не утративший остроту ума и проницательности из-за вышеназванных перипетий Макробий понял, что им всё уже известно, и они просто испытывают его. Мысленно испросив у богов прощения за невольное предательство своих освободителей, он ответил почти без запинки:

— Знаю.

— Ну-ну, говори, я весь внимание.

— Когда ты меня предал пиратам-киликийцам, Рутилий помог мне обрести свободу, — с вызовом ответил купец.

— Кто старое помянет… — поморщился Туберон — для него эти воспоминания были как соль на открытую рану. — Обстоятельства, мой дорогой Макробий, иногда бывают выше всяческих благородных соображений. А как бы ты поступил на моём месте?

— Не знаю… — нахмурился Макробий, в глубине души сознавая правоту соотечественника.

— То-то и оно… Ладно, это всё детский лепет. Где Рутилий?

— В Пантикапее. По крайней мере был год назад. Я ссудил его деньгами и… — купец едва не проговорился, что он ещё и помог устроиться беглому бунтовщику на службу к царю Перисаду.