Бьярне Ройтер - Кольцо принца Файсала

– Доводилось ли когда-нибудь сеньору Феликсу слышать о морском разбойнике по имени Ч. У. Булль?

Кок испуганно оглянулся и прижал палец к губам.

– Не говори о нем, – прошептал он, – случается, одного его имени, сказанного вслух, достаточно, чтобы накликать беду. Проклятие тяготеет над этим мерзавцем.

– Ты встречал его?

Кок перекрестился и постучал три раза по бочке с водой.

– Если бы встречал, то сейчас бы не сидел здесь перед тобой. Но наш боцман мог бы поведать тебе одну историю о Булле и о том, как шесть лет назад он напал на португальский галеас, следовавший в бразильскую колонию. Галеас сдался без боя. Но выяснилось, что на судне почти нечем поживиться, и тогда Булль схватил капитана, разрубил его на куски и сожрал на глазах до смерти перепуганных пассажиров. Потом сжег корабль дотла, а португальцев высадил на крошечный островок, где, быть может, они обретаются и поныне. Нет, я никогда не видел капитана Булля, но я был близок к этому. Однажды, когда мы бросили якорь у берегов Кюрасао, я отправился промочить горло в местную таверну, и там я увидел человека, который сидел один-одинешенек в сумрачном зале. Никто не отваживался приблизиться к нему и уж тем более заговорить, ибо у этого человека, Хосе, было всего девять пальцев на руках. Верный признак того, что он из людей Булля.

Том кивнул.

– А сеньор Феликс знает, почему у людей Булля только по девять пальцев на руках?

– Потому что десятый съел Булль, – не задумываясь ответил кок.

Том покачал головой.

– К сожалению, нет, – вздохнул он, – видите ли, дело в том, что я встречал Булля.

– Врешь, – проворчал кок.

– Нет, не вру, я даже пил с ним. Ровно год назад. Его бриг бросил якорь в миле от Гренады. Меня позвали к нему, чтобы осмотреть две пушки. Я ведь, как вы, должно быть, помните, одно время работал у кузнеца. Мой мастер не отважился отказать самому Буллю, и мне пришлось подняться к нему на борт. Да, вот ведь было времечко… – вздохнул Том.

Кок прищурил глаза.

– Ну-ну, рассказывай дальше, врунишка, – проворчал он.

Том пожал плечами.

– А что тут рассказывать, – пробормотал он, – мы выпили рома. О, это был лучший ром, который я когда-либо пробовал. Капельку его я до сих пор храню в дырке зуба. Он был белым, как зубик у ребенка, и сварен из отборнейшего сиропа.

– Черт возьми, должно быть, сам дьявол подвесил тебе язык, – рассмеялся кок и хотел дать Тому подзатыльник, но тот увернулся и сам засмеялся, однако почти тут же снова стал серьезным, вспомнив, откуда ему известна эта история. Которая вдруг показалась ему довольно печальной.

– Чтобы хорошо лгать, – пробормотал Том себе под нос, – надо иметь хорошую память.

Внезапно ему вспомнилась совершенно другая история, которую много лет назад рассказала ему мама. И правда, чего только не придет в голову моряку, пока судно стоит в полосе штиля и дожидается попутного ветра.

Он лежит на руках у матери, еще совсем маленький. Она что-то напевает ему, чтобы он уснул, но Тому больше хочется услышать о том, как он родился. Как же здорово иметь маму, которая может так хорошо и понятно рассказать о том, откуда берутся дети. И вот она доходит до той ночи, когда Том Коллинз появился на свет.

– Я уже три недели как должна была тебя родить, – рассказывает мама, – но в ту ночь старая Самора сама пришла ко мне. Она сказала, что на мостках у берега лежат семь упитанных крокодилов, все с разинутыми пастями, и что это верный знак того, что родится мальчик. Помню, я выскочила из таверны, чтобы посмотреть на этих здоровенных животных. Самора кидала им рыбу. «Если они съедят ее, – говорила она, – то ребеночек будет расти спокойным и здоровым, но, если оставят пищу нетронутой, сынок родится слабым». Самора утверждала, что она многое повидала на своем веку, но никогда не видела такого. Крокодилы накинулись на рыбу и передрались, да так, что мостки сломались. Суматоха продолжилась в воде, где эти животные своими хвостами вспенили всю бухту. А прямо перед рассветом родился ты, малыш Том.

Роды были легкие и безболезненные, но старая гадалка сказала матери, что боль ждет ее впереди.

Почему эта история вспомнилась именно сейчас, когда он сидел под ночным усыпанным сияющими звездами небом, Том не знал, но только ему вдруг показалось, будто его сердце сжала чья-то холодная рука.

Он посмотрел на кока, который снова перевел разговор на пиратов.

– У великих морских разбойников, – говорил кок, – настоящий нюх на золото – они носом чуют, что лежит у судна в трюме. Им известно, что мы держим путь из земли ацтеков, и они знают, что у нас на борту. Надеюсь, Господь будет милостив к жалкой душе ничтожного кока. Но рано или поздно пробьет наш последний час – мы все умрем, и морское дно станет нам могилой.

Кок перекрестился.

– Кстати, Хосе, – проговорил он. – Я совсем забыл о том черномазом, который сидит в трюме, прикованный к балке. Тот самый, которого зовут Апрель. Глянь-ка, не надо ли ему снести воды. Можешь взять ту, в которой мы промывали крупу, и налить ее в бутылку. Возьми с собой фонарь – там внизу темно, хоть глаз выколи. И чтобы больше не упоминал при мне имени этого Булля.

Короткое время спустя Том был уже на полпути к трюму. На верхней палубе несли вахту кадеты. Каждые полчаса с марса между гротом и грот-марселем доносился крик дозорного: «Все спокойно!»

В остальном же ночь выдалась тихой, безлунной и безветренной.

Том спустился ниже и, проходя через верхнюю орудийную палубу, поприветствовал ночных дозорных, которые сидели небольшой группкой, освещаемые одним-единственным фонарем.

Вскоре Том уже спустился в трюм, где находились помпы и лежали бочки с водой. Матросы говаривали, что именно здесь чаще всего можно встретить привидения, но для Тома трюм был излюбленным местом ловли крыс.

В большом помещении было темно, словно в бочке с дегтем, кислый запах дерева щекотал ноздри. Шум от волн, бьющих в киль судна, звучал глухо и как-то безрадостно.

Том поднял перед собой фонарь и осторожно шагнул вперед, даже толком не зная, где именно находится раб. Обычно еду ему приносил кто-нибудь из негров, помогавших на кухне. Том точно не знал, сколько времени провел здесь этот парень, но, судя по запаху, никак не меньше нескольких дней.

Вскоре он различил во мраке очертания человеческого тела. Раб был приблизительно того же роста, что и Том, но более худощавым. Его голова была обрита наголо, чтобы не завелись вши, на талии болталась набедренная повязка.

– Это я, Хосе, – пробубнил Том, – я принес тебе воду. Ты понимаешь по-испански?

Тишина.

Том сунул горлышко бутылки прямо в рот парнишке, и тот принялся жадно пить. Толстые губы потрескались, зрачки расширились – видно, раб уже давно не видел дневного света. Негр осушил бутылку до последней капли и, привалившись к мачте, громко застонал.