Далия Трускиновская - Свидетель с копытами

Дуб рос у самой дороги. Клаус, цепляясь за ветки, переместился туда, где мог наблюдать за поворотом.

– Ну, что? – спросил Бейер.

– Ничего, герр Бейер.

– Будем ждать. Сиди там, не слезай.

Бейер проверил пистолеты в седельных кобурах. Они сами выскакивали, рукояти безупречно ложились в ладонь. И вдруг его прошиб холодный пот.

Он забыл приготовить конверт!

Для того чтобы подъехать к экипажу, требовалось сделать вид, будто хочешь вручить государыне жалобу. С жалобами к ней обращались многие, иным удавалось передать бумагу в собственные руки. Все было – хорошие кони, пристрелянные пистолеты, азарт и отвага, благословение покойного императора! Не было лишь конверта из плотной бумаги, чтобы размахивать им на всем скаку. Проклятье!

Бейер был близок к тому, чтобы пустить себе пулю в висок, благо пистолеты заряжены. Жалоба непременно должна быть в письменном виде – это всякая неграмотная баба знает.

– Что с тобой? – удивленно спросил Штанге. – Тебе плохо?

– Я болван…

– Забыл что-то очень важное?

– Да.

– Кошелек?

– Иди к черту!

Бейер сжал кулаки и закусил губу. Это было хуже, чем на поле боя у реки Деркул. Полное, безнадежное поражение! Там, у Деркула, Бейер был ранен и лежал, закрыв глаза. Он слышал голоса и выстрелы, он ждал выстрела в голову. Но обошлось. И он, когда все стихло, нашел среди трупов смертельно раненного товарища, Адольфа Берга. Через несколько минут Берга не стало, и Бейер понял, что должен в одиночку уходить отсюда, скрываться, лгать, спасать свою жизнь. Но тогда была злость на человека, который вздумал изображать покойного императора; человек этот, на Петра Федоровича вовсе не похожий, был виноват в том, что Бейер сейчас стоит один посреди степи и даже не может спуститься к Деркулу, чтобы набрать чистой воды, потому что берег крут, а нога прострелена.

Даже тогда было лучше, чем сейчас.

Тогда была цель – спастись. И спастись удалось. Сейчас была цель – победить. И победа – такая, как ее изображают на картинах, в виде босой девицы в белом, с лавровым венком в руке, – уже слетела с небес, уже повисла над Бейеровой головой, венок уже коснулся его треуголки. И вдруг она взмыла ввысь, и там, в облаках, засмеялась противным смехом – так хихикает ростовщик, когда выдает под ручной заклад, табакерку или перстень, вдесятеро меньше денег, чем они стоят.

– Она едет! – крикнул сверху Клаус. – Впереди – конные! Трое… четверо!

– Черт возьми… – прошептал Бейер. – Это – все, это – конец… Антон, уезжай и забери Клауса.

– Что ты задумал?

– Ничего. Убирайся. И как можно глубже спрячься.

– Я уже различаю их лица, – сообщил Клаус.

Умирать не хотелось. Но и жить, когда все рухнуло, Бейер больше не мог.

Поезд императрицы приближался. Просто выскочить на дорогу – тут же нарвешься на конвой, близко к экипажу не подпустят.

Бейера трясло. Чтобы унять дрожь, он сжал кулаки, сдвинул их вместе, приблизил к груди, локтями уперся в живот. И под кулаком что-то прогнулось…

Это были письма от братьев Паниных, которые он таскал с собой всюду, главным образом за пазухой, и перечитывал, и выискивал в них важные намеки. Особенно на некую особу, которая желала бы получить обратно свой ценный дар.

Бейер выхватил конверт из-за пазухи и послал коня вперед.

Он мчался по дороге, размахивая этим большим коричневым конвертом, крича по-русски:

– Справедливости! Прошу справедливости!

Но Бейер не знал, что в конной свите императрицы есть всадник, знающий его в лицо.

Этого всадника по просьбе Архарова князь Волконский отправил с курьером в Санкт-Петербург, в распоряжение полицмейстера Чичерина, а Чичерин, прочитав послание Архарова и не поднимая лишнего шума, быстро договорился с войсковым атаманом Донского войска Алексеем Ивановичем Иловайским, незадолго до того сформировавшим две придворные команды казаков, Донскую и Чугуевскую, для собственного конвоя государыни. Так конюх Ерошка попал ко двору, и хотя он сперва дичился бравых парней, да и они на него косо поглядывали, но своим мастерством вольтижировки он всех заставил себя уважать.

Он знал, для чего его взяли в казачью команду. Зачем дали под седло хорошего и сильного коня-дончака, тоже знал. Зачем в седельных кобурах хорошие пистолеты английской работы – соответственно. И он, выезжая рано утром в конвое императрицы, был готов действовать.

Увидев вдруг появившегося на дороге Бейера, несущегося с криками к экипажу царицы, Ерошка не медлил ни мгновения. Он узнал и Бейера, и коня. Это был Сибирка с приметной белой проточиной на морде.

Ерошка коленями послал лошадь вперед, одновременно обеими руками выхватывая пистолеты.

Перед ним поставили задачу – по возможности ранить Бейера, чтобы потом захватить его в плен. Вот только стрелять его не учили – отчего-то все решили, что он умеет. Ему и самому казалось, что – невелика наука.

Мгновение спустя кони буквально столкнулись – грудь в грудь. Бейер едва не выронил свой драгоценный конверт. Чтобы выхватить пистолет, требовалась секунда – но она могла стать смертельной. Бейер поднял коня на дыбы, чтобы закрыться от Ерошкиной пули. Но выстрела не было.

Сибирка заплясал на задних ногах. Бейер, держа в левой руке конверт, правой дернул за повод и сумел повернуть коня. Теперь в голове была одна мысль – спасаться, спасаться!

Ерошке кричали вслед, но он даже не оглядывался. Он преследовал врага. Он имел полное право убить этого врага! Двое казаков понеслись следом.

Наконец-то Ерошка выстрелил и промазал.

Но Штанге видел из кустов, что творилось на дороге. Он понял – пора прикрывать бегство Бейера. Штанге выстрелил в Ерошку, попал в лошадь. Выстрел оказался удачным – пуля вошла в глаз. Конские ноги подогнулись. Ерошка не вылетел из седла, а рухнул наземь вместе с лошадью. Подъехавшие казаки помогли ему высвободить придавленную ногу.

Бейер удирал от погони. За ним скакали Штанге и Клаус.

– Ушел, ушел! – твердил Ерошка. – Господи, за что? Ушел же!

– Перестань причитать, – одернул его казак Парфен Данилов. – Далеко не уйдет. Садись на круп.

Ерошка забрался на казацкую лошадь и был доставлен к карете. Дверцу отворили, Ерошку поставили перед сидящей в экипаже государыней. Рядом оказался спешившийся начальник конвоя.

– Как тебя зовут? – спросила она.

Ерошка молчал.

– Этого человека, ваше величество, прикомандировали к нам по распоряжению господина генерал-аншефа Чичерина. Было опасение, что некий… – казак замялся, подыскивая не слишком противное для дамских ушей слово.

– Благодарю, я поняла, – ответила императрица. – Так как же его звать?

– Ерофеем, ваше величество. Он из крепостных. Конюх его сиятельства графа Орлова-Чесменского.