Патрик О'Брайан - Коммандер

— Видели того удода? — воскликнул господин в черном сюртуке.

— А что это такое — удод? — воскликнул Джек, оглядываясь.

— Птица. Вон та светло-коричневая птица с полосатыми крыльями. Upupa epops . Вон! Вон она, на крыше. Вон! Вон!

— Где? Где? И что вы в ней нашли?

— Уже улетела. Я надеялся увидеть удода с самого приезда. Прямо посреди города! Везёт Маону, если в нём водятся такие обитатели. Прошу извинить меня. Вы завели речь об обмывании какой-то швабры.

— Ах, да. Это наш флотский жаргон! «Швабра» это вот это, — указал он на эполет. — И когда мы ее получаем, то мы ее «обмываем», так сказать, выпиваем бутылку или две вина.

— Действительно? — произнес Мэтьюрин, вежливо наклонив голову. — Украшение, знак отличия, я правильно понял? Очень изящная вещица, ей-Богу. Но, сэр, а вы не забыли надеть вторую?

— Что же, — засмеялся Джек. — Надеюсь, что вскоре надену оба эполета. А пока желаю вам хорошего дня и благодарю за превосходный шоколад. Я так рад, что вы увидели своего эпопа.

Первый визит Джек должен был нанести своему непосредственному начальнику, военному коменданту Порт-Маона. Капитан Харт занимал несколько комнат в дальнем конце патио большого аляповатого особняка, принадлежащего некоему Мартинесу, испанскому негоцианту. Пересекая патио, Джек услышал звуки арфы, приглушенные ставнями, которые были закрыты, чтобы защитить обитателей дома от быстро всходившего солнца, и по залитым солнечными лучами стенам уже торопливо карабкались ящерицы.

Капитан Харт был небольшого роста и имел определённое сходством с лордом Сент-Винсентом, которое он старался усилить, сутулясь и грубо обходясь с подчиненными, как это принято у вигов. Он недолюбливал Джека то ли потому, что тот был высокий, а сам он коротышка, то ли потому, что подозревал его в шашнях со своей женой — это не имело значения. В любом случае, между ними существовала сильная антипатия длившаяся уже давно. Он встретил Джека следующими словами:

— Ну, мистер Обри, и где вас черти носят? Я ждал вас вчера пополудни, да и Аллен ждал вас вчера пополудни. Я был удивлён, узнав, что он вас так и не дождался. Разумеется, я вас поздравляю, — продолжал он без малейшего намёка на улыбку, — но, ей-Богу, у вас странное представление о том, как следует принимать на себя командование. Аллен, должно быть, в двадцати лигах отсюда, а с ним и все нормальные матросы с «Софи», не говоря уже об офицерах. Что касается всех бумаг, расписок, описей и всего прочего, то нам пришлось самим разбираться с ними, насколько мы смогли. Очень небрежно с вашей стороны. Необычайно небрежно.

— Так «Паллас» отплыл, сэр? — поражённо воскликнул Джек.

— Отплыл в полночь, сэр, — с удовлетворением уточнил капитан Харт. — Предписания не должны ждать, пока мы предаемся удовольствиям, мистер Обри. А мне пришлось отправить всех, кого он оставил, на портовые работы.

— Я получил известие о моем назначении только вчера вечером. По существу, сегодня между часом и двумя ночи.

— Неужели? Что вы говорите. Я поражен. Письмо наверняка было отправлено вовремя. Несомненно, виновата прислуга вашей гостиницы. На этих иностранцев нельзя положиться. Поздравляю вас с назначением. Только должен признаться, не представляю себе, как вы сможете вывести судно из гавани без экипажа. Аллен захватил с собой своего лейтенанта, хирурга и всех толковых мичманов. Я же не могу выделить вам ни одного более-менее толкового человека.

— Что же, сэр, — ответил Джек. — Думаю, мне придется выжать всё из того, что есть.

Разумеется, это можно было понять: любой офицер, получи он такую возможность, охотно перебрался бы с небольшого тихоходного старого брига на удачливый фрегат вроде «Палласа». По давней традиции, капитан, переходящий на другое судно, мог забрать с собой старшину своей шлюпки и её команду, а также верных ему людей, которые последуют за ним. И если за ним не проследить, он мог чудовищно расширить толкование всех этих терминов.

— Могу предоставить вам капеллана, — произнес комендант, бередя и без того больную рану в душе Джека.

— Может ли он бросать лот, брать рифы и стоять на руле [5] Формула, обозначающая умелого и опытного моряка. ? — отозвался Джек, решив не подавать вида. — Если нет, то я, пожалуй, откажусь от его услуг.

— Тогда всего хорошего, мистер Обри. Пополудни я пришлю вам распоряжения.

— Всего хорошего, сэр. Надеюсь, миссис Харт дома. Я должен выразить ей мое почтение и поздравить ее. И непременно поблагодарить за то наслаждение, которое она доставила нам вчера вечером.

— Так вы были у губернатора? — спросил капитан Харт, который прекрасно знал об этом, и чья грязная маленькая уловка базировалась на этом знании. — Если бы вы не интересовались этими кошачьими концертами, то, возможно, находились бы на борту собственного шлюпа, как и подобает офицеру. Порази меня Господь, но разве это дело, когда молодой парень предпочитает компанию итальянских скрипачей и евнухов получению своего собственного первого назначения.

Солнце, казалось, сияло менее ярко, когда Джек пересекал патио, спеша к миссис Харт, но всё же весьма сильно грело через мундир. Он взбежал по ступеням, ощущая непривычную, но приятную тяжесть на левом плече. Наверху он повстречал незнакомого лейтенанта и надутого мичмана, которого видел вчера: в Маоне было заведено наносить утренний визит миссис Харт. Она, очень нарядная, сидела за арфой и разговаривала с лейтенантом, но, когда вошел Джек, вскочила, протянув ему обе руки, и воскликнула:

— Капитан Обри, как я рада видеть вас! Горячо поздравляю. Входите же, мы непременно должны обмыть вашу «швабру». Мистер Паркер, прошу вас, позвоните в колокольчик.

— Поздравляю вас, сэр, — произнес лейтенант, созерцая эполет, о котором сам так мечтал. Отиравшийся тут же мичман не знал, смеет ли он раскрывать рот в присутствии столь блестящего общества, и, когда миссис Харт стала представлять гостей друг другу, он неуверенно пророкотал:

— Поздравляю, сэр! — и покраснел.

— Мистер Степлтон, третий офицер «Герьера», — взмахнув рукой, произнесла миссис Харт. — А это мистер Бернет с «Изиды». Кармен, принеси нам мадеры.

Хозяйка была славная, энергичная женщина, и, хотя ее нельзя было назвать ни красавицей, ни хорошенькой, она умела произвести впечатление, главным образом благодаря великолепной посадке головы. Она презирала это ничтожество — мужа, который раболепствовал перед ней. Миссис Харт увлекалась музыкой, это скрашивало нерадостную семейную жизнь. Однако было похоже, что одной музыки ей недостаточно, — судя по тому, как привычно она наполнила бокал и осушила его.

Немного погодя Степлтон распрощался, а затем, насладившись минут за пять великолепной погодой, не слишком жаркой для полудня благодаря свежему северному ветру, впрочем, полезному для здоровья, — ведь здесь уже наступило лето, а оно предпочтительней холодного и дождливого апреля в Англии, — миссис Харт проговорила: