Бернард Корнуэлл - Безумен род людской

— Что ты сказал? — спросила Сильвия.

— Ничего, ничего.

— Так вы актёр, — сказал мне её отец. — Вы играете в «Розе»?

— В «Театре», — ответил я, — «Роза» — труппа лорда-адмирала.

— Мы иногда ходим в «Розу», — радостно сказал Джо. — В последний раз мы смотрели «Брат Бэкон и брат Банги». Я смеялся!

— Это смешная пьеса.

— Будет здорово, когда откроется новый театр, — сказала Сильвия, кивая в сторону чудовищной кучи, нависающей над домишками южного берега. — Он расположится прямо у твоего порога, папа!

— Со всеми этими чертовыми пьяницами, — произнес её отец. — Не обижайтесь, сэр. — Он оглянулся через плечо, чтобы оценить ход против течения и прилива. — Там и так хватает «Гадкого утёнка».

— «Гадкого утёнка»?

— Это таверна, — объяснила Сильвия. — Рядом с родительским домом. Я раньше там работала.

— Работала там? — с удивлением переспросил я.

— Не так, как ты подумал! — сказала она, смеясь, и я смутился, что она угадала мои мысли, хотя ни она, ни её отец как будто не обиделись. — Нет, — продолжила она, — в детстве я чистила там горшки.

— Она труженица, наша Сильвия, — гордо сказал её отец.

— Вот почему ты пересекаешь реку? — спросила она меня. — Чтобы увидеть новый театр?

— Мне хотелось бы его увидеть, — неуклюже сказал я.

— Мне тоже!

— Ты должна навестить нянюшку Доддс, — строго сказал её отец.

— Это я и собираюсь сделать, пап, это я и собираюсь, — сказала Сильвия и посмотрела на меня. — Милли Доддс — старая нянюшка сэра Джорджа, — объяснила она.

— Сэра Джорджа? — озадаченно спросил я.

— Он сын лорда Хансдона, — сказала она, — и отец невесты. Приятный человек, не правда ли, папа?

— Сэр Джордж Кэри — настоящий джентльмен, — подтвердил тот.

— Так вот, в полдень по понедельникам я отношу ей засахаренные фрукты и прочие сладости, — сказала Сильвия, показывая корзину. — Сэр Джордж настаивает. Он иногда и сам к ней ходит.

— Настоящий джентльмен, — повторил её отец, налегая на валёк весла.

— Ей выделили уютный домик, — продолжила Сильвия. — Ну, то есть ей позволили в нём жить. Она прекрасная пожилая дама. По четвергам я вожу её на медвежьи поединки! Она любит эти маленькие прогулки. Ты любишь марципаны?

— Никогда не пробовал.

— Никогда не ел марципан! Святые небеса! Вот, — она ​​приподняла льняную ткань и достала желтый квадратик, достаточно мягкий, чтобы разделить его на четыре части. — Нянюшка Доддс не любит марципаны, но я не говорю сэру Джорджу, потому что мне они нравятся, вот, кусочек для тебя, кусочек для меня, кусочек для отца и кусочек для Тома. — Очевидно, Том — носовой гребец, который не произнёс ни слова с тех пор, как я забрался в лодку. — Только миндаль, розовая вода и сахар, — пояснила она. — И мы добавляем яичные белки, не все так делают, попробуй. Это как проглотить кусочек рая!

Лодка качнулась, идя по течению, и плавно причалила к лестнице Парижского сада. Я вышел первым и протянул руку, чтобы помочь Сильвии. Прикосновение её пальцев!

— Я тебя подожду, милая, — сказал её отец.

— Около часа, папа, — сказала она, — и спасибо, Том.

Том, грузный молодой человек, только кивнул.

— Мне заплатить? — спросил я её отца.

— Бог с тобой, парень! — ответил он. Он назвал меня «сэр», когда я впервые ступил в лодку, но короткое плавание через реку, очевидно, раскрыло ему мой истинный статус.

Я поблагодарил его и поднялся по каменной лестнице вместе с его дочерью. Я так хотел побыть с ней, но теперь обнаружил, что мне нечего сказать, или, скорее, что я потерял разум. Я репетировал сотни строк, чтобы произвести на неё впечатление, но не мог вспомнить ни одной. Однажды это случилось со мной в «Театре», я играл королеву в «Ричарде II», пьесе моего брата, роль, которую я так хорошо знал, но однажды слова просто испарились, как роса на солнце. Джон Дюк, наёмный актер, повернулся в левую сторону сцены,

— Вот герцог Йорк идет, — сказал он, и вошёл Джордж Брайан в ожерелье, и я должен был немедленно ответить.

Вместо этого я бессвязно бормотал, а Исайя Хамбл, который должен был подсказать мне слова, вышел помочиться. Джордж Брайан лишь уставился на меня, а простолюдины начали хихикать.

— Выучи слова! — выкрикнул один, и из толпы полетел огрызок яблока и сбил мою золотисто-бронзовую корону на ухо. После кошмарной паузы Джордж произнёс свою следующую строчку, которая начиналась «Я, сделав так...», и слова выглядели бессмысленными, потому что я стал заикаться, как беспомощный дурак. Именно так я чувствовал себя с Сильвией, когда мы поднимались по лестнице Парижского сада.

— Он милый, мой старик, — сказала Сильвия.

— Он показался мне приятным, — согласился я, запинаясь.

— Он добрый. Притворяется, что нет, но добрый. Мягкий, как пена, честное слово.

Я пытался что-нибудь сказать — что угодно!

— Можно я это понесу? — выпалил я, указывая на её корзину.

— Я почти пришла, — сказала она, кивая на близлежащие дома. И улыбнулась ярко, как солнце. — Если тебе понадобится вернуться на лодке, папа будет здесь ровно в час.

— Было бы здорово, — ответил я.

— Тогда до встречи, — сказала она и ушла.

— Меня зовут Ричард, — крикнул я ей вслед.

— Я знаю, — сказала она, не оборачиваясь, — но мне нравится Фрэнсис Дудка! — Она просвистела несколько нот и так же, не оборачиваясь, махнула на прощание.

Я смотрел, как она подходит к двери небольшого домика и входит внутрь, а потом пошел к новому театру. Им нужны актёры.

Марципан оказался сладким, очень вкусным, божественным.

И откуда она узнала, что меня зовут Ричард?

Я пошёл от реки на юг, ругая себя за то, что был так косноязычен с Сильвией. Куда делись те умные слова, что я мечтал сказать? Я пообещал себе, что скажу их, когда мы вместе отправимся на лодке в Блэкфрайерс.

Дома на южном берегу стояли совсем рядом с Темзой. Я свернул в другой переулок, ведущий вглубь, прошел мимо замшелого каменного креста, который еле держался, и через сорок-пятьдесят шагов дома остались позади, я шёл между тёмными живыми изгородями и вонючих канав, заросших крапивой. На небольших пастбищах паслись тощие коровы. В петляющем проходе торчало несколько чахлых и мрачных деревьев, пришлось прыгать через лужи, чтобы не запачкать сапоги. Новый театр вырисовывался справа, за потрёпанными открытыми воротами. Поле вокруг нового здания было завалено брусом и грудами кирпича. Десятки человек работали на строительных лесах, двое поднимали на лебёдке шаткую платформу, гружённую черепицей.

Он был большой. Больше чем «Театр» и чем театр «Роза», располагающийся на востоке, неподалеку от южной оконечности Лондонского моста. Этот новый театр, как я думал, привлечёт людей из Вестминстера, а также из Лондона, и почти все они заплатят пенни лодочникам, чтобы те привезли их к лестнице Парижского сада. Отец Сильвии мог жаловаться на шум, который принесёт театр, но он также принесёт ему клиентов. Когда я пробирался между деревянными сваями, проснулся и яростно залаял лохматый пёс. Он прыгнул ко мне, но его остановила цепь, прикреплённая к скобе у входа в театр.