Владимир Буртовой - Над Самарой звонят колокола

– Кузьма Петрович, – попросил Илья Федорович своего помощника, – проводи канониров до Сысоя Копытеня. Пущай покормят их как следует горячей пищей с мясом посытнее, да и за дело. Нам уже назавтра пушки нужны будут! А как, проводив пушкарей, воротишься, так думать станем, каким образом поутру к Самаре подступать…

Кузьма Петрович накинул полушубок, небрежно прихлопнул на голове шапку. Канониры надели епанчи.

– Ну, други, идемте начинать государеву службу, – весело сказал Кузьма Аксак, кивнул канонирам и крепкой рукой толкнул тяжелую дверь.

Мирно и успокаивающе хрустел под ногами свежий, ночью выпавший снег. Он укрыл белым пуховым покровом крыши домов и амбаров, прибрал под себя до поры до времени черноту и навоз проезжих дорог, в безветрии лежал недвижно и не сверкал еще под лучами солнца, скрытого за восточным окоемом. Но там, за отрогами, уже занималась заря – ярко-розовая, с голубым отливом в небесной выси. Быть дню светлому, праздничному, и сиять снежному пуху радужными искрами…

Протопоп Андрей Иванов, утомленный всенощным бдением, лишь на рассвете воротился домой. С кряхтением скинул верхнюю тяжелую по зиме одежду, помотал тощими голенастыми ногами и стряхнул валенки, оставшись в подряснике, в вязаной кофте и в белых шерстяных носках. У порога отца Андрея встретила теплая, полусонная матушка Феодосия Куприяновна в долгополом ночном халате и в повойнике на русых пышных волосах.

Отец Андрей поцеловал матушку в высокий и гладкий лоб.

– Я вечор все глаза высмотрела, а вы все не шли, свет мой, – томно потягиваясь, проговорила протопопица. – Ну что там в городе? Что слышно о супостатах?

– Э-э, матушка моя ласковая, кто знает теперь, когда и с какой стороны беда на нас грянет, – отозвался отец Андрей, растягивая слова – не отошел еще после долгого моления в соборе. – А даст бог, так и подоспеют регулярные полки, отгонят ту воровскую команду. И вновь наступит тишина и покой… – Не утерпел, снова поцеловал матушку в пухлую розовую со сна щеку, вздохнул, сожалея о своих преклонных летах. Пятьдесят шесть весен отшумело за сгорбленной уже спиной… Из них девятнадцать лет находился в священниках у статского советника Рычкова. Ныне Петр Иванович – директор Оренбургской конторы, вкупе с губернатором Рейнсдорпом терпит тяжкую осаду от самозваного царя. А он, отец Андрей, в Самаре протопопом шесть лет пребывает. Должности достиг усердием и примерностью поведения, потому как в семинарии не учился, читает и то плохо, а о латыни и вовсе подумать боязно.

«Однако не в латыни суть, – подумал протопоп Андрей, – и так век дожили бы. Должно, за грехи людские Господь кинул между ними эту окаянную смуту… Теперь всякий бродячий пес волен и на владыку брехать, управы на него не сыщешь…»

– А ты, матушка моя, в изрядные телеса нынешней зимой входишь. Вона, будто бесы тебя на дрожжах замесили… Изыди от соблазна!

Матушка Феодосия Куприяновна жеманно выставила губки, круглыми глазками стрельнула в нахмуренного, пахнущего морозом протопопа и отговорилась с усмешкой:

– Скажете такое, свет мой, чтоб в доме протопопа да бесы жену месили… У нас мыши в подполье и то, думаю, в святости пребывают денно и нощно. Извольте пройти на кухню да принять завтрак. Должно, изголодались за всенощную-то…

Отец протопоп едва успел откушать, как на крыльце кто-то затопотал промерзшими валенками, оббивая о ступеньки пухлый снег.

– Кого это Господь ни свет ни заря послал? – Протопоп Андрей поспешил встать из-за стола и встретить гостя. Отворилась дверь в холодные сенцы, и с клубами морозного воздуха в прихожую через порог ввалился диакон Вознесенской церкви Степан Яковлев с длинной заиндевелой бороденкой, с каким-то свертком в голых, без варежек, руках.

– Отец протопоп, беда-а! – вместо приветствия брякнул с порога диакон. Протопоп Андрей молча перекрестил его, утишил:

– Господь с тобой, отец диакон! О какой беде речь? – протянул диакону пропахшие ладаном руки, благословил его. – Что за вещи у тебя? Аль что купил по случаю праздника Рождества Христова да обмишулился малость?

Диакон Степан вытянул перед собой старый солдатский плащ, повернул туда-сюда, показывая отцу протопопу, словно тот намерен был торговаться в цене.

– А к плащу вот еще солдатская киса – мешок с затяжкой, – добавил диакон Степан.

Матушка Феодосия Куприяновна всплеснула ладошками.

– Да вы, отец диакон, уж не в солдаты ли надумали поступить? К чему вам этот хламный плащ и солдатская киса?

– А что вы, матушка протопопица! Какой из меня воитель? В моих ли летах да с ружьишком по степям бегать? Иной раз мышь валенком шугануть и то леность одолевает. А вещи сии нашел я на улице насупротив своего двора.

Диакон Степан вывалил из кисы на стол сумку с запасными патронами, два калача, краюшку хлеба, рубаху и порты, суконные поношенные штаны.

– Каким же образом вещи сии выказались на улице? – Протопоп Андрей был крайне удивлен – знал, что по смутному времени суровый комендант Балахонцев строго взыскивал солдат и казаков за пьянство.

– А вы что, батюшка протопоп, што ли не знаете о чудесах ночных? – Теперь диакон Степан, выпучив зеленые глаза, удивленно и до глупости открыто уставился на вдруг заробевшего протопопа.

– Да что ж такое стряслось, батюшка? – воскликнул протопоп, теряясь в догадках. – Я всенощную стоял, а из церкви сразу к дому поспешил позавтракать…

Диакон Степан, захлебываясь от спешки, зачастил, торопясь разом выложить протопопу Андрею все новости.

– А вить комендант-то наш, аника-воин Балахонцев, со своею командою аки в воду канул! Должно, из города бежал! Сказывают, будто звал с собой и отставных казаков. А они, казаки-то, сказывают, дескать, не хотя лишитися домов своих, с ним не пошли, а воротились в город. А за комендантом, слышно, и все лутчие люди, оставя домы свои, выехали… А пушки брошены без караула. А от злодейской толпы уже в город приехали казаки, а протчие около города караулят нас… А теперь, как я бежал мимо питейного дома, так тамо превеликая суматоха всюду и двери опечатывают. Вот каковы новости…

Протопоп Андрей перекрестился, забыв повернуться лицом к иконостасу. Матушка Феодосия Куприяновна всплеснула ладошками и побежала на спальную половину выть со страху.

– Господь всемогущий, что ж теперь с нами будет? – закручинился протопоп Андрей. – Не много радости принес ты мне, диакон Степан, нет причин звонить во все колокола…

– А уж это воистину так, отец протопоп, до колоколов ли нам теперь? Не пришлось бы, прости господи, петь друг по дружке заупокойные… А еще сказывают люди, что за самое малое в словах противление злодеям вешают священников на воротах, будто злых разбойников, за руку схваченных на месте злодеяния…