Владимир Буртовой - Над Самарой звонят колокола

– Надо ж такому лихолетию настать! – едва не в слезах воскликнул протопоп Андрей. – Жили в прежние времена смирно, тишь, да гладь, да божья благодать пребывали с нами. Теперь в самое что ни на есть адово пекло угодили!.. Беги, отец диакон, плащ и кису с прибором отдай в магистрат. За священниками для собрания я тотчас пошлю пономаря Ивана.

Диакон Степан сгреб со стола вещи, впихнул в кису и убежал, а отец протопоп отослал пономаря и, поджидая собратьев, молча, словно оглушенный, сел на лавку под образами, не слыша доносившегося из спальни завывания растревоженной протопопицы.

Через малое время к протопопу, всполошенные и напуганные, собрались священники: от Троицкого собора Федор Аникитин, от Вознесенской церкви диакон Степан Яковлев привел тучного и узкоглазого священника Алексея Михайлова, от Николаевской церкви прибежал запыхавшись священник Василий Михайлов, от Преображенской церкви пришел злой и желчный, словно невыспавшийся, священник Максим Иванов. Последним, обирая сосульки с черных длинных усов, притопал плечистый и статный поп Данила Прокофьев, осмотрел собравшихся священников, недобро хмыкнул в мокрые усы:

– Эко нас всех напугало до смерти! Сбились кучно, будто волчья стая перед набегом на овечье стадо с пастухами да с собаками… Ай драки испугались, святые отцы? Забыли молодость, кулачные потасовки, а?

– Тебе бы только с Буяном Ивановичем супротив питейного дома на кулаках метелиться, вот и вся твоя святость… – не сдержался и съязвил Максим Иванов. – А ныне нас всех в такие кулаки возьмут, что счет не на выбитые зубы пойдет, а на отлетевшие головушки.

– Ой-ой, страхи какие… – засмеялся было священник Данила, но протопоп Андрей трясущимися руками замахал на него, стараясь остановить не к часу веселого попа:

– Должно, не знаешь ты, отец Данила, что известил меня диакон Степан о нашествии на город воровской команды…

Священники разом зашумели, перебивая друг друга:

– Эка, удивил, отец протопоп!

– То уже любому мальцу в городе ведомо!

Данила Прокофьев в коротком для его роста подряснике, потрясая рыжеволосыми руками, перекричал всех басовитым голосом:

– Да ведомо ли вам, протопоп Андрей, что здешнего барабанщика Ивашки Жилкина родитель, отставной солдат, уже приехал в город с казацкою командою и у живущего в моем доме питейного поверенного, у целовальника Федора, деньги все отобрали и выход, где вино, а тако ж и соляные анбары запечатали и своих казаков в караул поставили заместо магистратских нарядов.

– Ахти нам, отцы святые! – Тучный Василий Михайлов всплеснул ладонями. Голос его дрожал от нескрываемого ужаса. – Сыпьте голову пеплом и ждите божьего суда!

– Вот так выкинул над нами штуку басурманский сын комендант Балахонцев! – подал реплику злоязыкий и всегда недовольный начальством Максим Иванов. – Вона как спешно ретировался, а ведь просил нас в проповедях звать мирян к противлению набеглому вору Емельке Пугачеву… Вот мы и взывали, а теперь и нас те воры призовут к ответу. Комендант сбежал, а нам за мирян ответ держать перед Господом Богом и матушкой государыней да перед Святейшим синодом. Охо-хо!

– Присоветуйте, отцы, что делать теперь? – Отец протопоп пытался вставить хоть слово в общий гомон. На его мольбу откликнулся все тот же желчный Максим Иванов. Сказал не без ехидства:

– Ты, отец Андрей, пастырь наш и мирян города. По твоему слову и будем творить – иль умрем все, ворам воспротивившись, иль воспоем набеглому казаку «Многая лета-а»!

Протопоп Андрей, не отдавая себе отчета, в смятении духа схватился за голову, пробормотал, забывшись, что в своем доме он не один на один со Всевышним:

– Господи, за что мне сии муки? Ведь не бранил Тебя, Господи, не сетовал на судьбинушку. Как ни бедно жил со своими прихожанами, а не роптал…

– Воистину так, отец протопоп, не велик наш достаток. Но ежели станем супротивничать злодеям, последнего лишимся, – вновь захныкал Алексей Михайлов, сотрясаясь тучным чревом от нервного потрясения. – Поберут пожитки и харчишки, в зиму припасенные, и будем мы, святые отцы, питаться, аки Иоанн Креститель, одними акридами [16] Акриды – род саранчи. , токмо без меду…

Отец Максим и тут не удержался съязвить по адресу попа Михайлова:

– Как не восчувствовать нам отцу Алексею! Теперь вон у него как за ушами трещит от чрезмерного чревоугодия! А изымут набеглые воры брашно, так отощает в одночасье подобно церковной крысе…

Отец Алексей едва не вцепился пятерней в бороду отца Максима, ответил в запальчивости:

– Не злословь, отец Максим, про телеса мои! Изведи из живота глистов, так и сам обтолстеешь, а не будешь шнырять по паперти злоехидной змеей, яд источая в души мирян…

– Да перестаньте вы, бога ради, злословить пред святыми ликами! – взмолился протопоп Андрей и руками замахал на священников. – Другие заботы гнетут, а вы о глистах… Неужто нам, Богом поставленным над паствой, плясать под дудку этого разбойного атамана? А ведь придется плясать до поры до времени, покудова матушка-государыня подмоги не пришлет…

– Ну коль придется, как ты сказал, отец протопоп, то и мешкать да плакать теперь не резон. Надобно дело делать! – резко выговорил Данила Прокофьев.

– Да что же делать-то? – Отец протопоп растерянно взирал то на одного, то на другого священника, но все прятали смущенные глаза, разводили руками, опускали головы. Знали: случись потом быть великому сыску, спросят, а кто первый выказал свою готовность изменить государыне и служить ворам?

– Да то и делать, – не утерпел всеобщего молчания отец Данила Прокофьев. – Надобно идти всем к тому отставному солдату Ивану Жилкину и просить совета. Как скажет, так и делать. А метаться по домам уже поздно. Метался заяц по лесу, да в силок головой влетел…

Отец протопоп с видимым облегчением резко встал, перекрестился и сказал:

– Ну, тако и порешим, святые отцы. Теперь же идем искать того воровского командира. Пусть он и берет над нами власть. Мы ныне аки овцы заблудшие, сами себе пастыря ищем.

Уходя, крестились на иконостас, где выжидательно затаились святые угодники, отгородивши сердца свои от мирских забот и суеты непроницаемыми фольговыми одеяниями.

Иван Яковлевич Жилкин, чуть свет въехав в Самару с малой командой, поначалу хотел остановиться в просторном доме отставного ротмистра Андрея Углицкого, но дом ротмистра оказался на запоре и выглядел брошенным: печь не топилась, на подворье не сновали работники, задавая корм скотине.

– Должно, бежал в страхе, – высказал догадку Ивашка Кузнец. Заломив набекрень шапку, чуть прикрыв ею кудрявые волосы, он собирался красоваться перед самарскими девицами, а они в страхе по чуланам, должно, попрятались.