Валериан Светлов - Авантюристка (Тайная любовница Петра I)

Она была оскорблена и этим тоном, и этим взглядом, и очевидным нежеланием императрицы вспоминать прошлое.

Но она все-таки почтительно и даже подобострастно ответила ей:

– Да, ваше величество, я бы хотела изложить просьбу вам одной.

Екатерина недовольно нахмурилась и сделала сопровождавшей ее придворной даме знак удалиться.

Оставшись вдвоем, царица разрешила:

– Говорите.

Она выражалась свободно по-русски, хотя с заметным акцентом.

– Говорите же, что вы желаете. Но ежели дело идет о просьбе, то вам следует подать ее светлейшему князю Меншикову. Как ваше имя?

Это оскорбление Марья Даниловна снести не могла, и тут же в душе ее созрел далекий план мести. Вся жизнь ее, очевидно, складывалась так, что ей нужно было кому-нибудь мстить…

Но она ничем не выдала волновавших ее чувств, а по-прежнему почтительно ответила:

– Я бы желала, ваше величество, поступить к вам в услужение, быть при дворе. Зовут меня Марьей Даниловной Гамильтон. Имея счастье встретить вас, государыня, здесь, в саду, я льстила себя надеждой, что удостоите узнать меня…

– Я вас вовсе не знаю и имя ваше слышу в первый раз, почему нахожу вашу просьбу неисполнимою, – твердо проговорила императрица, очевидно, запрещая ей говорить о прошлом.

Но Марья Даниловна была не из пугливых и принадлежала к тем редким женским натурам, которые нелегко отказываются от раз намеченной себе цели и которые только сильнее возбуждаются, когда возникают препятствия к достижению этой цели. Кроме того, в эту минуту гнев оскорбленного самолюбия владел ею…

Еле сдерживая себя, чтобы не наговорить царице в первое же свидание лишнего, она ледяным тоном ответила ей:

– Прошу милости вашей, государыня, дабы вы выслушали мою просьбу до конца.

– Вашу просьбу исполнить невозможно, – повторила Екатерина, – по крайней мере в настоящее время. Я вас не знаю, а незнакомых мне лиц я не могу приближать к себе.

Марья Даниловна кипела от злости. Она видела, что свидание это тягостно для императрицы и что Екатерина, проговорив последние слова, сделала решительное движение удалиться и повелительно взглянула на просительницу, как бы приказывая ей дать дорогу.

– Ваше величество, – делая последние попытки и как бы не замечая желания императрицы прекратить свидание, сказала она, – меня хорошо знает князь Меншиков.

– А… – протянула Екатерина.

– Благоволите справиться обо мне у его светлости.

– Хорошо, когда в том настанет надобность…

Но Марью Даниловну раздражал ее ледяной тон, и она все больше и больше выходила из своей сдержанности…

– Наконец меня знает и его величество, – сказала она.

– Вот как! – подняв удивленно брови, проговорила Екатерина и настойчиво сделала несколько шагов вперед, так что Марья Даниловна должна была волей-неволей посторониться.

– И, наконец, лучше их всех знаете меня вы! – крикнула Марья Даниловна уже вне себя. – Да, – решительно и твердо проговорила она, ставя всю свою ставку на карту, решив или все выиграть, или все проиграть, – да, вы меня знаете, как и я вас. Я та женщина, которую вы приютили у себя в последнюю ночь Мариенбурга. О, да, вы отлично знаете меня, потому что это было в ту ночь, когда убили вашего жениха или, вернее, мужа, в ту ночь, когда русские солдаты забрали нас в плен… и если вы обо всем этом забыли… в чем я очень сомневаюсь, то я это помню и напоминаю вам…

Екатерина молча выслушала ее, с удивительной ясностью взглянула ей прямо в глаза и спокойно проговорила:

– Я все это помню, вы правы. И я не имею никаких причин скрывать мое прошлое, которое знают царь и вся Россия. В этом прошлом не было ничего, что следовало бы скрывать. Но вы забыли одно, что, как я не знала вас тогда, в ту ночь, когда вы вбежали к нам, так я не знаю вас и теперь. Я помню ваши смутные речи в полудреме – но это все, что я слышала тогда. Надеюсь, сейчас больше вы ничего не имеете сказать мне?

– Имею.

– Так говорите же.

– Знает ли государь, как вы любили вашего убитого мужа?

Екатерина вспыхнула.

– Я вам много позволила, – гневно проговорила она, – но вы становитесь дерзіки, сударыня Гамильтон, и я повелеваю вам замолчать.

Тогда, видя, что все мечты ее рушатся, Марья Даниловна прибегла к последнему средству.

Она сделала опечаленное лицо, и в голосе ее задрожали слезы.

– Простите мой неловкий вопрос, ваше величество! Я сейчас покину вас и вы никогда не увидите меня больше, потому что вы не позволяете мне служить вам и любить вас… Да, любить вас, потому что та страшная ночь навсегда связала для меня ваше ныне священное имя с чувством глубокой благодарности и любви. Но что делать! Почести и высокое положение меняют людей, и люди, вознесенные судьбой на верхние ступени жизни, презирают тех, кто остался по воле той же судьбы внизу, на площадке. Прощайте же, ваше величество, но я не хотела бы расстаться с вами, не сделав вам драгоценного подарка…

Царица была уже размягчена трогательною речью Марьи Даниловны.

Екатерина вообще быстро переходила из одного настроения в другое, и порою эти скачки бывали поразительны.

Теперь она уже глядела добрыми глазами на Марью Даниловну и не знала, как бы загладить свои суровые слова.

– О каком подарке вы говорите? Мне ничего не нужно, уверяю вас. Благодарю вас за эти добрые слова. И, если я обидела вас, простите меня и расстанемся друзьями.

Марья Даниловна быстро вынула платок, на котором были еще следы темно-коричневого цвета от запекшейся крови.

– Возьмите его! – сказала она, протягивая платок Екатерине. – Вы обронили его во время борьбы с солдатами, а я подняла его и сохранила как святыню, помня, что он вам был дорог. Я хранила его, не имея надежды когда-либо встретиться с вами и даже не зная, ни где вы, ни чем вы сделались. Но я все-таки хранила его, потому что надо же было кому-нибудь хранить память о молодом, безвременно погибшем любящем сердце.

Екатерина была расстроена нахлынувшими на нее при виде окровавленного платка воспоминаниями. Каждое слово, произносимое Марьей Даниловной, точно удар молота, било ее по сердцу.

Давно, казалось, зажившая рана раскрылась и мучительно заныла. Вся ее прошлая скорбная жизнь встала мгновенно перед ее глазами, и глаза эти затуманились слезами…

Она протянула дрожащую руку к платку…

Марья Даниловна отдала платок и поцеловала протянутую руку.

– Благодарю вас, – чуть слышно проговорила царица.

В это время на аллее показался Петр.

Увидя двух женщин, царь остановился, и улыбка промелькнула на его губах.

Екатерина, при виде приближающегося царя, быстро спрятала платок и поздоровалась с Петром.

– Свела знакомство с сей прелюбезной дамой? – спросил он супругу. – Она имеет желание поступить на службу к нам при дворе. Устрой ее, коли тебе не претит это.