Валериан Светлов - Авантюристка (Тайная любовница Петра I)

Так как не было достаточно веских и основательных данных, чтобы обвинить ее, то Екатерина упросила его не делать из этого огласки, замять дело и ничего не говорить царю.

Меншиков должен был согласиться с желанием императрицы.

Однако мысль отмстить Марье Даниловне не покидала его…

Как бы то ни было, царь продолжал выказывать к Марье Даниловне полнейшее равнодушие, и это положительно отравляло ее существование.

Однажды царь говорил со своим другом Зотовым…

– Стар ты, – сказал ему царь, – стар ты, Ианикита, а до сих пор все еще на красивых женщин заглядываешься.

– На кого метить изволишь, государь? – спросил Зотов.

– На нашу придворную даму Гамонтову… Марью Даниловну.

– И вовсе даже нет, государь, – ответил Зотов. – Не по мысли она мне…

– Ни мне, – согласился с ним Петр.

– И тебе ведомо, – продолжал Зотов, – что по мысли мне вовсе не та Гамонтова, а капитанская вдова Стремоухова, на каковой вдове я и просил уже неоднократно твое царское величество дать мне разрешение жениться.

– Ну ты все свое, старый! Жениться да жениться! Взгляни на себя, на кого ты похож, Ианикита?

– Что ж с того, что стар, государь? Старый мужчина куда лучше молодого. И любит он крепче да привязчивее, да и бродить перестал. Старый муж – что вино старое. А и то молвить, и вдова капитанская не молодая девица, а женщина в почтенных летах. Дозволь, государь.

– Ах, старый шут! – засмеялся царь. – С ним ни о чем говорить не можно. Со всего переведет на свою дурацкую вдову. А женись на ней, коли хочешь черта тешить.

Зотов обрадовался так долго ожидавшемуся разрешению и ликовал, точно юноша.

А Петр, точно забыв уже об этом существенном для Зотова деле, задумчиво вернулся к началу разговора:

– А что касаемое той Гамонтовой, о коей у нас с тобой речь повелась, то она дама зело красивая, и что ни говори ты о своей любви к вдове Стремоуховой, а и ты, старый, на нее глаза пучил.

Об этом разговоре, происходившем при свидетелях, во время одного из царских пиршеств, на котором было много, по принятому обыкновению, пито… передали, конечно, Марье Даниловне – и она тотчас же составила себе план необходимых действий.

На другое же утро, дождавшись, когда императрица окончила свой завтрак, она, в сопровождении Акулины, вышла на утреннюю прогулку в парк в те часы, когда в нем гулял Петр.

Императрица не выходила в парк, так как ей в последнее время нездоровилось, и к тому же стояла уже осень. Таким образом, Марья Даниловна не рисковала натолкнуться на нее.

Царь же ходил во всякое время года и по всякой погоде, а в особенности продолжительно гулял он после ассамблей.

Осенний, холодный и чистый воздух освежал его голову, и он всегда бывал во время таких прогулок в отличном расположении духа.

Марья Даниловна, изучившая все его привычки и все тонкости его характера, прекрасно знала все это и шла по аллеям с верным расчетом.

Действительно, на повороте в большую аллею увидела она Петра, казавшегося настоящим гигантом; он шел с Зотовым и мирно беседовал с ним.

Заметив Петра, Марья Даниловна тихо сказала Акулине:

– Уходи вон тою боковою аллеей и не возвращайся сюда.

Девушка быстро исполнила приказание своей госпожи и очень скоро скрылась из вида.

Марья Даниловна спокойно стала ожидать приближения царя.

Когда они дошли до того места, где она сидела на скамейке, она встала, а царь и Зотов, поклонившись ей, намеревались пройти дальше.

Марья Даниловна вдруг преградила им дорогу и, смело встав прямо перед императором, гордо выпрямившись и глядя ему прямо в глаза, взволнованно проговорила:

– На одно слово, государь…

Царь махнул рукой Зотову, и тот исчез в смежной аллее…

Едва только кусты успели скрыть фигуру Зотова, как Марья Даниловна, ни слова не говоря, приподнялась на цыпочки, обвила шею царя руками и впилась в его губы долгим, страстным и жгучим поцелуем.

Царь был поражен, но поражен приятно. В глазах его загорелся тот огонек, который привел в восхищение Марью Даниловну в первое свидание с ним и вселил в нее некоторую надежду на успех. Губы царя улыбались, и на щеках появился румянец.

Она быстро освободила его шею, отступила от него на несколько шагов и весело сказала:

– Ну, что, государь?..

Петр начал терять свой равнодушный вид. Широкая улыбка осветила его лицо; он погрозил смелой женщине пальцем, вдруг засмеялся и сам шагнул к ней…

– Один пример ничего еще не доказывает, – сказал он. – Что-то скажет второе испытание, красавица моя Марья Даниловна…

– А вы хотите второго примера? – пробормотала она, опять отступая.

– Хочу.

Он еще сделал несколько шагов к ней, но она все отступала.

– Машенька! – вдруг сказал он ей голосом, в котором Марья Даниловна услышала уже оттенок страсти.

– Нет, нет, нет! – весело засмеявшись, сказала она ему.

И она умчалась, как вихрь.

Но царь последовал за нею.

Разгоревшаяся, как пожар, страсть царя обыкновенно не знала и не признавала препятствий. Никакие возражения ни к чему не привели бы. Да Марья Даниловна и не думала о возражениях!

Марья Даниловна рассчитала верно: то, что подействовало бы совсем иначе на человека другого характера, нежели Петр, на него произвело именно то впечатление, которого она добивалась.

– Ты меня, стало, любила? – говорил он Марье Даниловне.

– О, да, государь! Давно! С самого первого дня, как тебя увидела. Дни и ночи думала я о тебе и все видела тебя перед собою. Ты такой красавец! У тебя такой взгляд, перед которым не в силах устоять ни одна женщина.

И Марья Даниловна не лгала, когда произносила эти слова.

В это время Петру было около сорока семи лет, и он был очень красив той величественной красотой, которая ему одному была свойственна. Смуглый, высокого роста, с большими черными глазами, в которых было много блеска и оживления, с выразительным и подвижным лицом – был он действительно редким красавцем.

Он благосклонно выслушал признание Марьи Даниловны. Странная ее выходка в петергофском парке понравилась ему именно своей странностью, своей необыкновенностью, а он, как известно, был большим любителем всего причудливого, всяких «раритетов и даже монстров»!.. Кроме того, выходка Марьи Даниловны, искусно разыгранная ею, очень польстила ему; вот почему Марья Даниловна, взяв Петра таким ловким стратегическим манером, сумела и удержать его около себя.

Между тем и поведение Марьи Даниловны круто изменилось…

Достигши того, чего она так страстно желала, она сделалась надменною и даже дерзкою не только по отношению к придворным, но даже и по отношению к самой Екатерине.

Но Екатерина и в этом делала вид, как будто не замечает происшедшей в Марье Даниловне перемены, не удостаивала ее разговорами и всячески старалась удалиться от нее.