Н. Машкин - Царь-колокол, или Антихрист XVII века

– Как ты хочешь…

– Да, подвергнуться всей злобе бояр и спасти патриарха…

– Желаю тебе удачи вместе с Россиею, – сказал Матвеев, – и боюсь за тебя, как за родного брата. Не знаю, какое средство употребишь ты к примирению, но призываю Бога в свидетели, что я, с моей стороны, сделал все, что мог в этом случае. Благослови тебя Господь!

Пожав крепко руку боярина Зюзина, Матвеев вышел поспешно из палаты, чтобы возвратиться домой принять с царского разрешения драгоценный подарок, предложенный ему стрельцами.

Исправление церковных книг было предметом попечения многих русских государей, – начиная с Иоанна IV Васильевича. Но никто из них не употреблял для этого столько усилий, как мудрый Алексей Михайлович, главным сотрудником которого был патриарх Никон, столь известный истинным благочестием и ревностью к религии. Сверяя напечатанные при патриархе Иеремии духовные книги с древнейшими рукописями, принесенными из Греции, Никон с ужасом увидел вкравшиеся в них ошибки и отступления и решился употребить все средства к их исправлению. По его ходатайству созван был в Москве собор из святителей, рассмотрены рукописи, переведенные за восемьсот лет и более с греческого языка, и самые постановления собора посланы на утверждение Вселенских патриархов. Казалось, глубокая мудрость руководила в этом деле первосвятителя русской церкви, и кто бы мог подумать, что Никон, при столь достохвальных трудах своих, сделается хотя отчасти виновником гибельного переворота, произошедшего в то время в нашей церкви. Мы говорим о расколе, возникшем вследствие книжного исправления. Открыв, что в Кормчей книге, переведенной при предместнике его Иосифе, не соблюдена была переводчиками, с умыслу, точность подлинника и искажен местами самый смысл, Никон, всегда строгий в делах, касавшихся до основных правил религии, наказал их примерным образом. В числе лиц, пострадавших при том, были: попы Аввакум, Лазарь и Никита, дьяконы Григорий и Федор Нероновы и известный в то время Кирилл, слывший в народе под именем Бывалого. Долго скитавшись по чужим землям, он вдруг явился в Москву при патриархе Иосифе с дивными рассказами о заморских чудесах, с землею из Святого града для именитых бояр и с древнейшим экземпляром Библии с Афонской горы для патриарха. Разговорившись с Бывалым по поводу этой книги, Иосиф удостоверился лично, что он знал греческий и славянский языки, и, пленясь умением Бывалого красноречиво говорить, поместил его в число переводчиков Кормчей книги. Но ученый путешественник, удивлявший своими познаниями на словах, оказался не таким на деле: мало понимая греческий подлинник, он передал его ложно в переводе, исказил еще более своими толкованиями, а когда был наказан Никоном, вздумал совсем отложиться от Церкви. Рассевая тайно в народе, что новоизданные Никоном священные книги значительно рознятся с греческими и, следовательно, не могут быть употребляемы в богослужении, он выводил из этого заключение, что хождение в церкви, где совершалась служба по исправленным книгам, составляло величайший грех, почему, по его понятиям, чтобы не погубить душу, настояла необходимая надобность в учреждении тайных молитвенных домов, где служение производилось бы по книгам старописным. Успев таким образом завлечь множество легковерных новым учением своим, он уговорил их скрыться вместе с ним из Москвы, чтобы посвятить свою жизнь в удалении от света исполнению особых обрядов веры, которые только он один ведал и которыми только можно было угодить Богу. Бывалому хотелось поселиться где-нибудь поблизости Москвы, чтобы иметь возможность часто бывать в ней, для отыскания новых сподвижников. И вот, после множества поисков, найдено было, наконец, в глубине лесов, окружавших город, полуразрушенное здание, где он и основал с своими последователями постоянное пребывание. Через два месяца развалина обращена была в часовню, а недалеко от нее выросло десятка два чистеньких домиков, срубленных из того же лесу, на месте которого они стояли. Но составленное с таким трудом согласие недолго, однако же, признавало его своим властителем. Сообщники Бывалого, увидя, что цель его состояла не в приготовлении их к достойному восприятию небесных благ, а в извлечении от них в сколь возможно большем количестве всего того, что составляло благо сего тленного мира, решились избрать из среды своей другого блюстителя. Выбор пал на попа Аввакума, участвовавшего также в переводе книг, и Бывалый со стыдом должен был скрыться из скита и снова отправиться в Москву наживаться другим образом. Впрочем, такой человек, как он, не мог долго оставаться в тени.

Известно, что люди, ходившие в то время на поклонение в Святую землю, пользовались глубоким уважением народа, и это-то всеобщее почтение к странникам вздумал употребить Бывалый в свою пользу; а захотеть для него значило – исполнить. Искусство свое рассказывать умел он употребить с таким успехом, что одною своею особою мог заменить десятерых сказочников, людей, необходимых тогда в семейной жизни. И вот не прошло года, как он под видом рассказчика сделался известен почти всему стольному городу, а как самые рассказы его имели какое-то мистическое направление, что заставляло смотреть и на рассказчика как на человека необыкновенного, то вскоре все стали почитать его за какого-то всеведущего духа и прибегать в различных случаях за советами, которые, без сомнения, не давались даром. Еще недавно Бывалый искусно получил деньги с Курицына за открытие места хранения клада и заветное зелье, вместо которого, разумеется, дана была дьяку простая трава. Но в этом случае хитрость Бывалого простиралась еще далее. Изыскивая средства отомстить каким-нибудь образом отвергнувшим его раскольникам и зная, как сильно преследовал всех их Курицын, по должности дьяка Тайного приказа, Бывалый на именинах Козлова именно с тою целью начал рассказ о кладе, чтобы возбудить желание в корыстолюбивом дьяке его отыскивать. Расчет хитрого рассказчика оказался верным: Курицын действительно явился к Бывалому за советами, и тот, выгрузя порядочно мошну его, в рассказе о месте существования клада описал весьма подробно жилище раскольников. Он был уверен, что если Курицын откроет пребывание староверов и успеет ускользнуть от них, то они погибнут; если же участь эта достанется дьяку, то и это он считал выгодным, потому что тогда уже последний никогда бы не мог уличить его в выманенных у него деньгах.

В числе обрядов, изобретенных затейливою головою основателя скита, главнейший состоял в крещении каждого вновь поступавшего в согласие, которое обыкновенно совершалось в полнолуние и состояло из погружения новопоставляемого в озеро, находившееся близ часовни раскольников, после чего пришелец назывался уже убеленным и вступал в число братии. Но крещению предшествовал еще обряд отречения от мира, который составлял всегда не слишком приятное испытание для вступавшего: его оставляли на трое суток без пищи и питья и потом, заключив в гроб, отпевали с обычными погребальными церемониями, причем вся братия облекала себя в саваны. Назначенная Бывалым Курицыну ночь для отыскивания клада была именно в полнолуние, в которое Аввакумом положено было убелить одного из новопоставляемых, что заранее было известно всезнающему рассказчику, и вот этой-то сцены сделался свидетелем несчастный кладоискатель, принявший одетых в белые балахоны изуверов за мертвецов, и следствием этого видения был обморок, в который повергнулся почтенный дьяк.