Чарльз Кингсли - Искатель приключений Эмиас Лэй

Джек, который долго не помнил зла, в свою очередь рассмеялся:

– О, Карри, мы все привыкли к вашим шуткам с тех самых пор, как вы имели обыкновение пускать пчел ко мне в пюпитр в байдфордской школе.

Затем все вернулись к лодкам, и вся команда приветствовала Джека, который вскоре сильно ослабел (потеряв много крови и не заметив этого); но он столь же мало придавал значения своей действительной ране, как накануне воображаемой. Они привезли с собой меч убитого офицера (прекрасный клинок) и большую золотую цепь, которую тот носил вокруг шеи.

И то и другое было присуждено Браймблекомбу как боевая награда.

Матросы с радостью поохотились бы еще вокруг «Маргариты» за новой партией жемчуга, но Эмиас, «накормив своих собак», как он выражался, не имел ни малейшей охоты кружиться среди островов, после того как была поднята тревога. Англичане направились на юго-запад через устье большой бухты, что лежит между полуостровом Парна и мысом Кодера, оставив по правую руку Тортугу, а по левую – покрытые лугами острова Пиритоа. Иео и Дрю знали каждую пядь этого пути, так как они с Хаукинсом были первыми английскими моряками, посетившими эти берега. Прямо над головой, словно выходя из моря, поднималась величественная гряда Каракасских гор. По сравнению с ними все возвышенности, которые когда-либо до сих пор приходилось видеть большинству экипажа, казались игрушечными холмиками. Вскоре море стало изменчивым и бурным, хотя ветер продолжал быть легким и ласковым. И, прежде чем подойти к самому мысу, путешественники познакомились с сильным течением на восток, которое в зимние месяцы так часто сбивает с пути моряков, держащих курс на запад.

Утром они увидели большой корабль, который ночью прошел мимо них в противоположном направлении и теперь был на расстоянии добрых десяти миль к востоку. Иео уговаривал вернуться и атаковать его, но Фрэнк и Эмиас не согласились, так как это еще на день задержало бы их вдали от Ла-Гвайры. И они продолжали свой путь на запад. Около полудня к ним подошло качающееся каноэ под огромным треугольным парусом. Когда лодка подошла ближе, англичане обнаружили в ней двух индейцев.

– Металл не тонет в этих водах, видишь, – заявил Карри, – вот новое чудо для тебя, Фрэнк.

– Объясни, – промолвил Фрэнк, который готов был проглотить любое новое чудо.

– Как иначе посмели бы эти две бронзовые статуи пуститься в море в такой скорлупке? Понял, господин придворный?

– Я уже давно понял, Билл, что это за смелые создания, так бесстрашно плывущие борт о борт с нами.

– Я подозреваю – они приняли нас за испанцев и хотят продать нам орехи какао. Видишь, их каноэ полно плодов.

– Окликни их, Иео, – сказал Эмиас, – ты прекрасно говоришь по-испански, а я хочу потолковать с одним из них.

Иео исполнил просьбу. Каноэ бесшумно плыло борт о борт с кораблем, спустив свой парус; тем временем великолепный индеец, как кошка, вскарабкался на борт. В нем было полных шесть футов роста, и держался он смело и грациозно. Он посмотрел вокруг с улыбкой, показывая свои белые зубы; но тотчас же его поведение изменилось, и, прыгнув в сторону, он крикнул своему товарищу по-испански:

– Измена! Не испанцы! – и хотел броситься за борт, но дюжина сильных молодцов схватила его прежде, чем он успел это сделать.

Нелегко было держать индейца, так он был силен и так скользки были его обнаженные члены. Между тем Эмиас одновременно уговаривал матросов не обижать индейца, а индейца – успокоиться, так как ему не причинят никакого вреда. После пятиминутной борьбы чужестранец подчинился.

– Не надо вязать его. Оставьте его на свободе и окружите его кольцом. Теперь, мой друг, вот тебе доллар [70] Доллар в те времена название, которым обозначали как английский шиллинг, так и испанский пиастр. .

Глаза индейца блеснули, и он взял монету.

– Я хочу от тебя, во-первых, чтобы ты сказал мне, какие корабли стоят в Ла-Гвайре, во-вторых, чтобы ты сопровождал меня туда и указал мне дом губернатора и таможню.

Индеец положил монету на палубу и посмотрел Эмиасу в глаза.

– Нет, сеньор, я – свободный человек, и я ничего не скажу врагам.

Ропот поднялся среди той части матросов, которая поняла его; и многие стали намекать, что веревка вокруг головы или щепка между пальцев быстро вытянули бы из него нужные сведения.

– Нет, – сказал Эмиас. – Он храбрый и верный человек, и я буду с ним обращаться так, как он заслуживает. Скажи мне, храбрый малый, как ты узнал в нас врагов?

Индеец с лукавой улыбкой указал на полдюжины различных предметов, каждый раз приговаривая:

– Не испанский.

– Хорошо, так что ж из этого?

– Никто, кроме испанцев, не имеет права плавать в этих морях.

Эмиас рассмеялся:

– Так ты, выходит, храбрый парень. Подыми мой доллар и ступай с миром. Пропустите его, молодцы. Мы узнаем то, что нам нужно, и без твоей помощи.

Индеец медлил, недоверчивый и изумленный.

– Прыгай за борт, – молвил Эмиас. – Разве ты не знаешь, где мы?

– Доблестный сеньор, – начал индеец протяжно и торжественно по обычаю своего народа (когда они дают себе труд говорить), – я был обманут. Я слыхал, что вы, еретики, жарите и едите всех верных католиков, таких, как мы, и что у всех ваших патеров есть хвосты.

– Подавись ты, бездельник, – пропищал Джек Браймблекомб. – Разве у меня есть хвост? Смотри!

– Кто знает? – протянул в нос индеец.

– Откуда ты знаешь, что мы еретики? – спросил Эмиас.

– Гм!.. Но в благодарность за вашу доброту я хочу предупредить вас: не ходите в Ла-Гвайру. Там стоят военные корабли, которые ждут вас. Более того, правитель дон Гузман только вчера отплыл на восток искать вас. Я очень удивляюсь, что вы его не встретили.

– Искать нас! Ждут нас! – воскликнул Карри. – Быть не может, ложь! Эмиас, он надувает нас, чтобы отпугнуть.

– Дон Гузман выехал только вчера искать нас? Ты уверен, что говоришь правду?

– Клянусь жизнью, сеньор, и с ним еще корабль, за который я и принял ваш.

Эмиас взволновался. Значит, это и был корабль, который они пропустили!

– Дурак! Быть так близко к врагу и проспать такой удобный случай!

Но раскаиваться было слишком поздно, и, сверх того, сообщение индейца могло быть ложным.

– Ступай, – сказал Эмиас, и индеец прыгнул за борт в каноэ, заставив весь экипаж удивляться его смелости.

Так они плыли вперед на запад под сенью огромной северной стены – высочайшей скалы на земле, камня в семь тысяч футов, отделенного от моря лишь узкой полосой яркой зелени. Там и сям клочок сахарного тростника или пучок какаовых деревьев, растущих у самой воды, напоминали им, что они в тропиках. Но наверху все было дико, сурово и голо, как в каком-нибудь альпийском ущелье.