Александр Тамоников - Месть по-царски

– И Галимбек ничего не изменил, ведая, что замысел его раскрыт?

– Да перебежчик тот, как оказалось, мурзой и послан был, а погоню учинил показную. Князь не поверил ему и повелел отправить на дыбу, тогда-то перебежчик и признал, что был послан мурзой дабы передать, что передал, а на самом деле Галимбек намеревался ударить по Покровским воротам, а не по Водяным от Оки. Иван Васильевич решил, что врет татарин. И признание на дыбе прикрывает главный план, тот, что поначалу назвал «перебежчик».

Савельев улыбнулся:

– Ничего не скажешь, хитер Иван Васильевич. И что далее?

– Стан татарский недалече, в двух верстах, его видать, ну и не стал ждать воевода, что татары будут делать, собрал дружину, велел открыть ворота, да за полночь и вывел ее в поле. Первым ударил по ворогу. Того пес Галимбек не ожидал, бросил войско и в бега. Мурзу Айкулу схватили, где-то с полсотни крымчаков порубили, еще столько же застали в лагере лесном. Тако же побили. Ну а остальные подались вдогонку за своим Галимбеком. Сторожа дальних постов утром сказывали, что бежал мурза с малым числом приспешников в сторону Крыма. Проводили немного, он на шлях вышел и к Перекопу двинулся.

– Так то добре, чего ж ты вздыхал?

– Да не все вести я передал тебе, князь.

– Что еще?

– В схватке с татарами у Калуги погиб сын Демида Хорина, потому и сказал я, что воевода велел тока с тобой речь вести.

– Сын?

– Да, Юрий. Ему осьмнадцатый год шел. Мог и не выходить с ратью, он числился в страже дворцовой, но… поддался порыву. Очевидцы сказывают, Юрий трех татар положил до того, как стрела басурманская пробила его сердце. Эх, Демид, Демид, столько надежд он возлагал на сына, а тот был достойным человеком, служил царю верой и правдой. Собирался жениться. И невеста хорошая. Да что теперь? Не знаю, как и передать сию весть десятнику.

Савельев сказал:

– Как есть, так и передай.

– Горе-то какое. Юрий же был единственным сыном Демида.

– Пошто так, русские семьи обычно большие.

– Две дочери померли во младенчестве, Юрий оказался крепче.

– Понятно.

Савельев поднялся, прошел в сени, оттуда на крыльцо, позвал десятника:

– Демид, зайди.

Хорин подчинился. Поднялся в горницу.

– Да, князь?

Дмитрий подошел к десятнику.

– Крепись, Демид.

– Что случилось? – побледнел Хорин.

– Сотни мурзы Галимбека и мурзы Айкулы, покуда мы здесь били крымчаков, вышли к Калуге. Замыслили ворваться в город. Воевода опередил их и в ночь вывел дружину в поле. Татар порубали, Галимбек с малым числом нукеров бежал в сторону Крыма. В сечи, Демид, погиб твой сын Юрий.

– О Господи! – воскликнул Хорин. Присел на лавку, обхватил голову руками, застонал. – Наследник, надежа, кровинушка родная. Как же так?

Савельев повернулся к гонцу.

– Поведай, Мартын, как было дело. Все, о чем ведаешь сам.

Гонец из Калуги спросил Хорина:

– Молвить, Демид? Или опосля?

– Говори сейчас, – простонал десятник.

– Юрий, как слышал, сам-то я ничего не видел, окромя тела его пробитого стрелой, был на посту у дворца, когда воевода решился на вылазку. Его никто не неволил, Юрий сам пошел с ратниками. И как молвили, дрался яростно, доблестно, троих басурман положил. Но вот от стрелы вражеской не увернулся.

Савельев взял со стола ендову с медовухой.

– Выпьешь немного, Демид?

– Нет, – отказался десятник. – Ты мне вот что скажи, князь, как теперь жить-то дальше? Дочерей Господь прибрал, как только народились, сын остался, вырос, воином стал. Мы свадьбу хотели по осени справить, а тут… нету боле моего Юрия. Жена Ольга с ума в Калуге сходит. Любила она сына крепко. Да и я любил.

Князь присел рядом с десятником, приобнял его:

– Что тебе ответить, Демид? Времена сейчас такие. Русь тока силу набирает. Придет время, и перебьем мы всех ворогов, подымется так, что ни у кого даже мысли не возникнет идти против Руси. А покуда… покуда земли свои защищать приходится от набегов многочисленных. Ты видел, сколь на селе полегло людей? А сколь гибнет каждый день от хворей, от случая разного? А сколько наших людей томятся в полоне? Я был в ханстве Казанском – тысячи русских людей гибнут там от работы непосильной, от зверства ордынцев. А в Крыму? Тако же тысячами распродают наших людей османам, генуэзцам, как товар обычный, разделяют семьи. Как вещи, продают в рабство бесчеловечное, вельми издеваются над ними. И мы бьемся с басурманами, что, не чураясь ничем, добычу заполучить хотят, благоденствие, удовольствие. Моя дружина, твой десяток, тако же и сын твой встал на войну против силы дьявольской. Погиб, защитив многих людей от мучений страшных, от смерти лютой. Да, горе твое велико, Демид, но и гордость в тебе тако должна найти место. Твой сын мог отсидеться в крепости, но он пошел в бой. Это говорит о многом. А жить как? Назло всем ворогам нашим жить надобно, еще детишек рожать.

Хорин вытер глаза, в которых блестели скупые слезы:

– Что дале делать будешь, князь? Мне надо бы в Калугу, сына похоронить.

Выступил гонец:

– Так князь Горинский и передал, коли дружинам удалось отбить село и деревни, то следует им возвращаться в Калугу. Вы тут татар побили, значит, путь один – в крепость.

Князь кивнул, взглянул на Хорина:

– Тебе, Демид, замену подыскать?

– Нет, я назначен воеводой отряда, значит, обязанности сполнять до конца буду.

– Тогда заберешь тела погибших. Ту и в Колшино, далее идем к Калуге. Выход с восходом солнца завтра.

– Понял, князь.

Хорин встал, согнувшись, сразу как-то постарев, вышел из горницы. Савельев позвал старосту и Горбуна. Те пришли. Узнали о горе Хорина. Перекрестились на образа.

Савельев передал старосте свой план, во исполнение повеления воеводы Калуги, и обязал Никиту Перемитина во всем оказывать помощь отряду Демида.

Сам же с Горбуном вышел на улицу. Там – суета. Появился скот, лошади, мужики распрягали телеги.

Гордей Бессонов с сыном Власом и Филатом Черным забирали пищали, оставшийся порох, заряды, стрелы, луки.

Дмитрий подозвал его:

– Гордей, завтра на восходе солнца уходим отсюда. Идем в Калугу. Как люди отдохнут, пусть готовятся.

– Так я уже готовлюсь.

– То правильно. Лучше отдохни. Успеешь забрать оружие.

– Нет уж, князь, тут дозволь не согласиться. Поначалу надо дело сделать, потом и отдохнуть, тем более место выделили.

– Добре, занимайся и передай всем нашим об отходе.

– Да, князь, передам!

– Ступай!

Как только Бессонов ушел, Горбун спросил:

– Как мыслишь, Дмитрий Владимирович, надолго задержимся в Калуге?

Князь посмотрел на ратника.

– На Москву спешишь, к Клавдии?

– Да, сил нет, хочу увидеть ее.

– Женишься?

– Того обещать не могу. Надо обжиться маленько. А то сейчас все хорошо, потом же зачнутся бабьи капризы. Мне семья крепкая нужна, чтобы заветы христианские блюлись. В доме мужик должен быть хозяином. Клавдия же уже привыкла жить одна. Сама себя кормит, одевает, хозяйничает.