Энтони Хоуп - Пленник Зенды. Месть Руперта [сборник]

Королева покинула нас – мы уговорили ее лечь и попытаться отдохнуть, пока все не будет решено. После мягкого упрека Рудольфа она больше не убеждала его словами, но призыв в ее глазах был сильнее любой устной мольбы. В конце концов, он вывел королеву из комнаты и поручил заботам Хельги, а вернувшись к нам, долго стоял молча. Мы тоже молчали. Запт смотрел на Рудольфа, сдвинув брови и жуя усы.

– Ну? – произнес он наконец, задав одним кратким словом великий вопрос.

Рудольф подошел к окну и какое-то время созерцал тихую ночь. На улице почти никого не было – серебристое сияние луны освещало пустую площадь.

– Я бы хотел прогуляться и подумать, – сказал он, повернувшись к нам, и добавил, когда Берненштейн вскочил, чтобы сопровождать его: – Нет. Один.

– Хорошо, – кивнул старый Запт, посмотрев на часы, чьи стрелки показывали два. – Можете не торопиться.

Рудольф посмотрел на него и улыбнулся:

– Не считайте меня простофилей, старина. Поверьте, если я решу сбежать, то сделаю это в любое время.

– Что верно, то верно, черт бы вас побрал! – усмехнулся Запт.

Мистер Рассендилл удалился, и наступило долгое время планирования. Рудольф не вышел на крыльцо, и мы решили, что он направился в сад, чтобы там продолжать борьбу с самим собой. Запт, сделав свою работу, внезапно стал разговорчивым.

– Луна, – промолвил он, указывая на окно коротким толстым пальцем, – дама, которой нельзя доверять. Правда, мне известным случаи, когда она пробуждала совесть у злодея.

– А мне – когда она усыпляла влюбленного, – усмехнулся молодой Берненштейн, поднимаясь из-за стола и зажигая сигару.

– Она способна изменить человека, – продолжал Запт. – При ее свете тихоня начинает мечтать о битве, а честолюбивый парень согласен всю жизнь просидеть в кресле. Я не доверяю ей, Фриц. Лучше бы ночь была темной.

– Что может сделать луна Рудольфу Рассендиллу? – спросил я, заражаясь настроением старика.

– Заставить увидеть на ее поверхности лицо королевы, – предположил Берненштейн.

– Или лицо Бога, – сказал Запт и тряхнул головой, словно отгоняя непрошеную мысль.

Последовала пауза. Мы молча смотрели друг на друга. Наконец Запт стукнул кулаком по столу.

– Я не отступлю, – заявил он почти свирепо.

– Я тоже. – Берненштейн выпрямился.

– И я, – отозвался я.

Снова наступило молчание.

– Луна может сделать человека мягким, как губка, или твердым, как сталь, – задумчиво продолжал Запт. – Я бы чувствовал себя в большей безопасности, если бы ночь была темной. Нередко я смотрел на луну, сидя в палатке и лежа на земле, поэтому знаю, на что она способна. Благодаря луне я получал ордена, но однажды она едва не заставила меня струсить. Никогда не имейте с ней дела, Берненштейн.

– Я буду обходиться земными красотками, – отозвался лейтенант, чей переменчивый характер не позволял ему долго оставаться серьезным.

– Со смертью Руперта Гентцау ваши шансы увеличились, – мрачно заметил Запт.

В дверь постучали, и мы впустили Джеймса.

– Граф Люцау-Ришенхайм просит разрешения поговорить с королем, – сообщил слуга.

– Мы ожидаем его величество с минуты на минуту. Пригласите графа сюда, – ответил Запт, а когда Ришенхайм вошел, продолжил, указав ему на стул: – Мы говорили, граф, о влиянии луны на человеческие судьбы.

– Что вы намерены делать? Что вы решили? – нетерпеливо осведомился Ришенхайм.

– Мы не решили ничего, – отозвался Запт.

– Тогда что решил мистер… король?

– Король ничего не решает, граф. Все решает она. – Старик снова указал на луну за окном. – В данный момент она создает или уничтожает короля – не знаю, что именно. Как насчет вашего кузена?

– Вам хорошо известно, что мой кузен мертв. Пусть он покоится в мире. Не нам судить его.

– Вероятно, он об этом жалеет. Ибо мне пришлось бы отпустить его, а теперешний Судия вряд ли это сделает.

– Я любил своего кузена, – печально произнес Ришенхайм. – Многие его любили – даже слуги.

– В том числе Бауэр?

– Да. Кстати, где он?

– Надеюсь, он отправился в ад вместе со своим любимым хозяином, – буркнул Запт, понизив голос и прикрыв рот ладонью, чтобы Ришенхайм его не слышал.

– Мы не знаем, где Бауэр, – ответил я.

– Я пришел почтительно предложить свои услуги королеве, – сказал Ришенхайм.

– И королю? – осведомился Запт.

– Королю? Но король умер.

– Следовательно, «да здравствует король!» – вмешался молодой Берненштейн.

– Если в стране должен быть король… – начал Запт.

– Неужели вы на это решитесь? – возбужденно прервал Ришенхайм.

– Решать ей. – И полковник опять указал на луну.

– Но она чертовски тянет с решением, – заметил лейтенант.

Какое-то время Ришенхайм сидел молча. Его лицо было бледным, а когда он заговорил, голос дрожал. Но слова были достаточно решительными:

– Я вручил мою честь королеве и буду служить ей даже в этом, если она прикажет мне.

Берненштейн подошел к нему и стиснул его руку.

– Вот это мне нравится! – воскликнул он. – И к черту луну, полковник!

Едва он умолк, как дверь открылась и, к нашему удивлению, вошла королева. За ней следовала Хельга, чьи испуганные глаза словно заявляли, что она пришла сюда против своей воли. На королеве был длинный белый халат; ее волосы, перевязанные лентой, свободно опускались на плечи. Не обращая внимания на остальных, она сразу направилась ко мне.

– Я снова видела этот сон, Фриц! – возбужденно заговорила королева. – Хельга убедила меня лечь, и так как я очень устала, то сразу заснула. Во сне я видела его так же четко, как вижу вас. Все называли его королем, как сегодня, но не выкрикивали приветствия, а смотрели на него с печальными лицами. Они говорили очень тихо, и я слышала только слово «король». А он лежал неподвижно на чем-то, покрытом тканью, – я не могла разглядеть, что это. Его лицо было бледно, и он выглядел как мертвый. Где он, Фриц?

Она отвернулась от меня, и ее тон внезапно изменился:

– Куда он ушел? Почему вы не рядом с ним? Вы должны оберегать его от опасности и быть готовыми пожертвовать ради него жизнью. Право, господа, вы пренебрегли вашим долгом!

Казалось, в ее словах было мало логики. Вроде бы никакая опасность не угрожала мистеру Рассендиллу. К тому же он не был нашим королем, как бы нам ни хотелось видеть его таковым. Тем не менее мы восприняли упрек как заслуженный и виновато склонили головы.

– Он сам захотел прогуляться в одиночестве, мадам, – попытался оправдаться Запт, – и приказал нам оставаться здесь. Разве мы были не правы, повиновавшись ему?

– Повиновавшись? Да, вы не могли пойти с ним, если он запретил это. Но вы должны были следовать за ним и держать его в поле зрения.

Королева говорила с гордым и презрительным видом, но внезапно протянула ко мне руки и произнесла прежним тоном: