Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 1.

– Зачем вам это все? – спрашиваю я, ибо вопреки рассказам Стюарта желал услышать ответ из собственных уст Брука – не слишком я доверяю этим паладинам-буканьерам, знаете ли. – Хочу сказать, у вас есть Саравак – разве вам недостаточно хлопот с ним?

– Это мой долг, – отвечает он, как другой мог бы отметить, что для этого времени года погода слишком теплая. – Полагаю, это началось с Саравака: сперва я, терзаемый сомнениями, воспринимал его как ребенка-подкидыша, порученного моим заботам. Но приемыш оказался благодарным. Я освободил этих людей и их торговлю, дал им свод законов, поощрял развитие промышленности и китайскую иммиграцию, обложил исключительно легкими налогами и защитил от пиратов. О, я мог бы нажить состояние, но удовольствовался малым – знаете, можно стать благородным человеком или авантюристом в поисках наживы, и избави меня Бог уподобиться последним. Но я щедро вознагражден, – негромко добавляет он, – ибо мои добрые дела служат мне утешением.

«Эти бы слова на музыку, да петь на мотив гимна, – думаю. – Старине Арнольду понравилось бы». Но вслух сказал, что это не иначе как Божий промысел, и можно только сожалеть, что о его подвигах никто не знает – они-де заслуживают рыцарских шпор, по меньшей мере.

– Титулы? – улыбается он. – Они словно богатая одежда, фанфары или черепаховый суп – шуму много, толку мало. Нет-нет, я слишком прост, чтобы быть героем. Все, что мне нужно, это приносить пользу Борнео и его людям: я показал, чего можно достичь на этой ниве, но оставляю решать нашему правительству на родине, какие средства предоставить в мое распоряжение, чтобы расширить и углубить эту работу. Если оно сочтет необходимым.

В глазах его блеснуло выражение, которое можно подметить у бродячих проповедников и бухгалтеров крупных компаний.

– Я коснулся лишь поверхности, но мечтаю проникнуть в глубины этой удивительной земли, исследовать ее на благо ее же народа, исправить национальный характер, изменить к лучшему ее удел. Но вам ли не знать наших политиков и бюрократов – им наплевать на заморские авантюры, и ко мне, признаюсь вам, они относятся весьма настороженно.

Брук снова рассмеялся.

– Они подозревают, что я затеваю то одно предприятие, то другое, исходя исключительно из собственной выгоды. И что я могу им ответить? Страны они не знают, а те инспекции, с которыми ко мне приезжали, были краткими и официозными. Ну в чем может разобраться адмирал за какую-то неделю? Будь у меня деловая хватка, я бы напечатал проспектов, создал совет директоров и выпустил бы акции. Общество с ограниченной ответственностью «Борнео», как вам? Вот это бы их заинтересовало, как пить дать! Но это было бы обманом, конечно. Так что единственное, в чем убеждено правительство, это в том, что я не кто иной, как флибустьер – Тич Черная Борода, только в чистой сорочке. Тут уж ничего не поделаешь, – он вздохнул. – И все же как горд был бы я, увидев однажды Саравак и все Борнео под британским флагом – на благо не столько нам, сколько туземцам. Такого может никогда не произойти, к величайшему сожалению, но я тем временем продолжаю выполнять свой долг по отношению к Сараваку и его жителям. У них нет другого защитника, и если мне предначертано отдать за них жизнь, что ж – я умру не напрасно.

Да, не раз мне доводилось наблюдать чистой воды бахвальство, я и сам при случае отдавал ему дань, но Джей Би явно заткнул всех за пояс. Заметьте, в отличие от большинства арнольдовых лицемеров, он, как мне сдается, действительно верил в то, что говорил; по крайней мере, был достаточно глуп, чтобы руководствоваться своими принципами по жизни. Это явно подтверждает мой вывод насчет того, что Брук явно не дружил с головой. А еще припомните, чем прогневал он Гладстона [830] – ну разве это не настоящая гиря на чаше весов нашего приятеля, а? Но в тот самый миг, когда я пришел к выводу, что передо мной очередной чопорный и лживый ханжа-псалмопевец, не думающий ни о чем, кроме молитвы и выгоды, он несколькими словами развеял в прах все мои умозаключения:

– Кстати, – со смехом заявляет он, – помимо того, что я творю доброе дело, это еще и жутко весело! Не знаю, доставила бы мне задача оборонять и развивать Саравак хотя бы половину того удовольствия, если бы она не была связана с необходимостью биться с этими пиратами и охотниками за головами! Мне повезло, что мой долг неразрывно связан с такими развлечениями – может статься, что на самом деле я не так уж далеко ушел от Макоты и ему подобных мерзавцев? Они рыщут по морям ради добычи и жажды крови; я – во имя справедливости и порядка. Не такая уже большая разница, как полагаете? Боюсь, вы сочтете меня сумасшедшим – он даже не подозревал, насколько попал в точку, – но иногда мне кажется, что негодяи вроде Шариф-сагиба, Сулеймана Усмана или морских волков из племени баланьини – лучшие мои друзья. Быть может, наши радикалы из парламента не так уж заблуждаются, и я в глубине сердца и впрямь настоящий пират?

– Ну, выглядишь ты очень похоже, Джей Би, – говорит, отрываясь от шахматной доски, Уэйд. – Ходит шах – дело швах. Игра моя, Чарли.

Он подошел к поручням и с улыбкой махнул в сторону даяков и малайцев, скучившихся на платформе идущего перед нами прао.

– Как-то они не слишком напоминают учеников воскресной школы, а, Флэшмен? А вот на пиратов смахивают куда больше!

– Когда Флэшмен встретит настоящих пиратов, – возражает Брук, – то мигом заметит разницу.

Я заметил, и не далее как этим же вечером. Весь день мы споро плыли вдоль побережья, подгоняемые теплым бризом, пока солнце, превратившись в багрово-красную розу, не нырнуло в море в аккурат позади нас, и с первой вечерней прохладой достигли наконец широкого эстуария Батанг-Лупара. Он был в несколько миль шириной, и среди заросших джунглями островков западного берега мы наткнулись на якорную стоянку морских оборванцев в побитых штормами сампанах. Малайцы называют их «оранг лаут» – «морские цыгане». Скитаясь вдоль побережья, они переходят от одного сборщика долгов к другому и питаются крохами с их стола.

На одном из своих разведчиков Пейтинги доставил на «Флегетон» их предводителя: грязного, оборванного дикаря. Брук расспросил его, после чего предложил мне составить ему компанию в прогулке на одном из судов Пейтинги. Мне-де не помешает «почувствовать» разведывательное судно, прежде чем мы войдем собственно в реку. Мне это все ни о чем не говорило, но я послушно занял за ним место на носу, там, где планшири сжимают тебя с обоих боков, а ногой приходится двигать осторожно из опасения проломить насквозь хрупкий борт. Пейтинги скрючился позади, а надо мной расположился дозорный из лингов, вставший, раздвинув ноги, прямо на планшири.