Михаил Деревянко - Святой язычник

– Не пойду я за Харю! – блеснула черными очами Мимолика. – Не нужен мне этот мужлан.

– Посмотри, какой богатырь!

– Не люб он мне.

– Да и мне она не по нраву, – глухо пробормотал Харя.

– А ты, Мимолика, угости Харю снадобьем из кувшина и сама выпей.

Булгарыня все еще держала кувшин в руках.

– Там же зелье приворотное? – спросил Владимир.

Мимолика потупила взор, но Великий князь настаивал:

– Заодно и зелье проверим. Подействует – женитесь, не подействует – насиловать не буду.

– Еще как подействует, – уверенно заявила Мимолика. – Я же сама готовила!

– Тогда тебе нечего бояться. Смелее!

Булгарыня судорожно вздохнула, выдохнула и, отпив сама, угостила Харю. Тот опорожнил кувшин, как чашу с вином. Видно, зелье было с хмелем.

– Ну что? – спросил Владимир.

– Мне понравилось, – ответил Харя, имея в виду зелье.

– И я не супротив, – поддакнула Мимолика, не сомневаясь, что варяг говорит о ней.

Владимир, не дав им времени опомниться, соединил их руки и торжественно произнес:

– Мир вам да любовь.

После этого Великий князь удовлетворенно прошелся по опочивальне:

– Кажись, всех пристроил…

Он посмотрел на Анну:

– Довольна ли ты мной, моя принцесса? Верно ли я поступил?

– Я в восторге, – лучезарно сверкнула глазами Анна.

– А может, лучше срубить им головы, чтобы другим неповадно было?

– Ни в коем случае! – в ужасе воскликнула принцесса.

– Они же, подлые твари, хотели тебя извести!

– Моя жизнь в воле Божией, а они пусть сами отвечают перед Господом.

– Я не сомневался, что ты так ответишь, – вздохнул Великий князь, – поэтому и простил. Пусть живут в своих вотчинах да детей растят. Хоть какая польза будет…

– А Малфрида? – вдруг ревниво спросила Юлия. – Чем она лучше нас?

– Где же она? – осмотрелся Владимир по сторонам. – Неужто не с вами?

– Она больше с голубями возится, – услужливо подсказала Мимолика.

– С какими голубями?

– С вестовыми.

– Что-то раньше не замечал я за ней такой страсти… – Владимир повернулся к Громыхало: – Смекаешь?

Тот понимающе кивнул.

– Давай-ка посмотрим на ее птичек. Послушаем, что они нам споют.

Отправив бывших жен готовиться к свадьбе, правда, под охраной, Владимир с Громыхало навестили Малфриду. Та в самом деле возилась с голубями.

– И чьи же это птички? – озорно подмигнул Великий князь, взяв в руки сизого самца.

– Мои, чьи же еще?

– А мы выпустим этого красавца на волю, – кивнул Владимир на сизого, – и посмотрим, куда он полетит. Вернется – значит, твой. А не вернется, так отнесет весточку своему хозяину.

– Какую весточку? – насторожилась Малфрида.

– Попросишь хозяина срочно сюда явиться – будущее предсказать.

– Кому предсказать? – вырвалось у чехини. Тут же сообразив, что ляпнула лишнее, она гордо заявила: – Что за чушь?! Ничего я писать не буду.

– Понимаешь, Малфрида, волхвы дали знать печенегам, что я без рати в Васильев уехал.

– Печенегам? – удивленно взметнула брови чехиня.

– А ты чего от волхвов ждала? Чтобы они, пока меня в Киеве нет, принцессу извели? – сурово взглянул на бывшую жену Великий князь. – Подвели они тебя, Малфрида.

Жажда мести вспыхнула в глазах чехини. Немедля накатала она такое послание, что уже через несколько часов Ган вошел в ее покои.

– Зачем звала, княгиня?

– Хочу будущее знать.

– Чье?

– Твое, – вышел из укрытия Владимир. – Угадаешь – пощажу, не угадаешь – пеняй на себя.

Ган все понял, но и бровью не повел:

– Угадать мое будущее нетрудно, только брешешь ты, Великий князь: не будет мне пощады.

– Верно говоришь, волхв. Нет пощады предателю.

– Это ты предал нашу веру! – вскипел Ган.

– А кто навел печенегов на землю Русскую?

– Лучше поганые, чем подлые греки.

С этими словами волхв встал на колени, обнажил шею:

– Руби, князь! Не впервой нарушать тебе клятву. Бери мою жизнь!

– Плохой из тебя вещун, – рассмеялся Владимир, – не нужна мне твоя жизнь жалкая. Отдам я ее Малфриде. Пусть она до конца дней ежечасно напоминает, как ты ее предал.

– Как отдашь?

– Женим тебя на княгине, – пояснил Громыхало, – князем будешь!

– Потешаться надо мной вздумали? Не бывать этому!

Ган раскрыл посох и занес над собой спрятанный в нем кинжал.

– Перун! Тебе жертва сия! Испепели отступников молниями!

Не успел Ган принести себя в жертву. Пока взывал к Перуну, Громыхало успел перехватить кинжал.

– Не спеши, кудесник! Мы еще свадьбу не сыграли.

Так возникли на Руси потешные свадьбы. Веселились все, даже молодые. Только Ган заливался на своей свадьбе горькими слезами и невесту целовать напрочь отказывался. Да и Малфрида жениха не больно жаловала.

Анна укоряла Владимира: мол, грешно смеяться над людьми. Великий князь ответил:

– Да, не по-христиански, но лучше потешаться, чем головы сносить.

Невесел был Великий князь на свадьбах своих бывших жен.

– О чем кручинишься? – спросила принцесса. – Может, жалеешь, что я у тебя одна осталась?

– Ты у меня как солнце ясное, – обнял Владимир Анну. – Как взойдешь, так все звезды меркнут. И мир мне освещаешь, и душу согреваешь.

– Но я же вижу: гнетет тебя дума печальная.

– И то верно, – вздохнул Великий князь. – Поведал мне Острожко, что встретил у печенегов воеводу Варяжко.

– Как он у кочевников оказался?

– Моя вина. Служил он моему брату Ярополку, а я дал клятву, что не трону брата. Когда же Ярополка убили, проклял меня Варяжко и ускакал в степь.

– Великий грех… – затужила Анна. – Надо прощения просить.

– Да я бы с радостью, только не верит он мне. Речет, что убью я его, как брата своего.

– Да, не поверит тебе язычник. Не ведает он, что такое раскаяние.

– А он не язычник: еще при Ярополке крестился. Мой брат дюже Христа любил.

– Что же ты молчишь? Поклянись Варяжко на кресте.

В глазах Владимира затеплилась надежда.

– Я же говорю: свет мой ясный, – расцеловал он принцессу и немедля умчался к Острожко, не догуляв свадебных пиров.

На рубеже работа кипела. Города-крепости росли, как грибы.

– Ну вот, явился, – недовольно пробурчал Острожко, встречая Великого князя, – только от дел будешь отвлекать.

– Буду! Хочу с Варяжко повидаться.

– Ты что?! Да Варяжко спит и видит, как тебя со света сжить.

– Вот и славно! Вот и встретимся мы там, где он меня сможет и печенегам выдать, и мечом зарубить.

– Совсем светлый князь рехнулся…

– Пойду к нему в степь безоружный, – стоял на своем Владимир.

– Вольному воля, только я пальцем не шевельну.