Борис Сопельняк - Восхождение

– Вот что значит бербер, извините, француз, – прижав руку к сердцу, усмехнулся Гесс, – я такой комплимент не смог бы сочинить даже за очередное повышение по службе.

– Учитесь, дорогой супруг, – мимоходом поправила его прическу фрау Гесс. – А то ведь, когда грянет повышение по службе и вам придется бывать в домах высокопоставленных берлинских особ, с их женами будете говорить не о том, как вы восхищены их коллекцией скульптур или картин, а о том, как перевоспитывали обитателей Освенцима. Я вас на минутку покину, – извинилась она, – надо отдать кое-какие распоряжения на кухне.

– Гордячка! – почти что ласково посмотрел вслед супруге Гесс. – И мне это нравится. Немецкая женщина должна быть гордой, ибо ей есть чем гордиться!

– Не подскажите ли, чем? – поинтересовался мсье Жак.

– Немецкими мужчинами! – хохотнул Гесс. – Возьмем, например, этот сад, – взмахнул он руками. – Вы думаете, почему цветы моей супруги красивее, пышнее и красивее, чем у кого бы то ни было? Может быть, потому, что она с утра до вечера их поливает, окучивает и подрезает? Черта с два! – пыхнул он сигаретным дымом. – Все дело в удобрениях.

– Проще говоря, в навозе? – снова ляпнул глупость мсье Жак.

– Еще чего не хватало! – сделал презрительную гримасу Гесс. – Удобрения приношу я, а оберштурмбаннфюрер Гесс таскать эту гадость не будет. Я приношу то, что выгребают из печей крематория.

– Неужели пепел? – с трудом проглотив застрявший в горле комок, догадался мсье Жак.

– Точно, пепел, – пустив сигаретный дым, залюбовался образовавшимся кольцом Гесс. – Смею вас уверить, что лучшего удобрения, нежели человеческий пепел, нет и быть не может. Только вы при жене случайно не проболтайтесь, – спохватился он, – ей это знать необязательно. Как и про это, – показал он на свисающий с потолка великолепный абажур. – Никогда не догадаетесь, из чего он сделан. Даже не пытайтесь, – остановил он раскрывшего рот гостя. – У меня есть целая мастерская, – понизив голос, поделился он секретом, – где народные умельцы из человеческой кожи делают абажуры. Больше всего ценится кожа с татуировкой, но такая попадается редко. Хотя пару торшеров с изображениями орлов и какими-то словами на русском языке удалось сделать: я их тут же отправил берлинскому руководству.

После всего услышанного и увиденного кусок не лез в горло мсье Жака, но он мужественно досидел до десерта и встал из-за стола лишь тогда, когда на веранду шумной ватагой ввались дети семейства Гесс. Их было пятеро и, как с гордостью отметила фрау Гесс, двое из них родились по месту службы мужа, то есть в Освенциме и Дахау.

Кофе фрау Гесс предложила пить в беседке, окруженной сладко благоухающими лилиями.

– Ну, скажите, – счастливо улыбаясь, обратилась она к мсье Жаку, – разве здесь не рай?! Если бы это зависело от меня, я бы никогда из Освенцима не уехала. Господин оберштурмбаннфюрер, – слегка обняла она мужа, – вы же все можете, я вас очень прошу, ну, пожалуйста, исполните мою мечту, – надув губки, изобразила она капризную девушку.

– Любую. И прямо сейчас! – подыграл ей Гесс.

– Я хочу здесь жить и здесь умереть. Это можно?

– Жить – да. Умереть – ни в коем случае! – патетически воскликнул Гесс. – Освенцим не для Гессов. Мы можем здесь жить и по мере своих сил служить фюреру, но ни один Гесс в Освенциме никогда не умрет. Это я обещаю!

Вот уж попал пальцем в небо Рудольф Гесс, так попал! Пройдет всего несколько лет, Германия будет побеждена, Гесс попытается скрыться в английской зоне оккупации, но его обнаружат и передадут Польше. Верховный трибунал приговорит Гесса к смертной казни, его доставят в Освенцим, и он будет повешен на той самой виселице, на которой когда-то сам обожал проводить показательные казни.

Так случилось, что на обратном пути попутчиков у мсье Жака не было и он наслаждался одиночеством, подремывая под стук колес в отдельном купе. Едой и выпивкой Гесс его снабдил, так что даже на остановках мсье Жак из вагона не выходил. Единственным его развлечением было чтение. И хотя газеты, которые ему дал Гесс, были немецкие, мсье Жак с удовольствием проглатывал одну за другой, обогащаясь информацией в берлинском изложении.

Так он наконец наткнулся на репортажи, посвященные самому знатному пленнику Германии – сыну Сталина, Якову Джугашвили. Вот что сообщала, в частности, одна из самых популярных газет «Фелькишер беобахтер».

«Из штаба фельдмаршала фон Клюге поступило сообщение, что 16 июля под Лиозно, что юго-западнее Витебска, солдатами моторизованного корпуса генерала Шмидта захвачен в плен сын кремлевского диктатора Сталина – командир артиллерийской батареи старший лейтенант Яков Джугашвили. Будучи опознанным, Яков Джугашвили вечером 18 июля доставлен самолетом в штаб фельдмаршала фон Клюге. Сейчас ведется допрос важного пленника».

Допрашивали Якова майор Гольтерс и капитан Ройшле. Но прежде сего надо было убедиться, тот ли это человек, за которого выдает себя пленный. Именно поэтому первым документом, который улетел в Берлин, было краткое заявление, подписанное Яковом Джугашвили.

«Я, нижеподписавшийся Яков Иосифович Джугашвили, родился 18 марта 1908 года в городе Баку, грузин. Я являюсь старшим сыном Председателя Совнаркома СССР от первого брака с Екатериной Сванидзе. Воинское звание – старший лейтенант, должность – командир батареи 14-го гаубично-артиллерийского полка.16 июля 1941 года около Лиозно попал в немецкий плен и перед пленением уничтожил свои документы.

Мой отец Иосиф Джугашвили носит также фамилию Сталин. Настоящим заявляю, что указанные выше данные являются правдивыми».

Из Берлина пришло указание вести себя с пленным предельно корректно, но допросы продолжать и сделать их более интенсивными.

– Как вы к нам попали? – задал первый вопрос майор Гольтерс.

– Наша дивизия была разбита, а ее остатки окружены. Куда же мне было деваться?

– Вы пришли к нам добровольно или были захвачены в бою?

– Никакого боя не было. Я же сказал, что мы были окружены, и деваться мне было некуда. Так что я был просто вынужден сдаться в плен.

– Вы не могли бы показать на карте то место, где сдались в плен?

– Думаю, что нет. У нас ведь не было карт, и воевали мы по таким ориентирам, как «где-то под Минском» или «где-то под Витебском».

И вообще, у нас все делалось так беспомощно и так безалаберно, что нет ничего удивительного в том, что ваши войска продвигаются так быстро.

– Вы считаете, что в этом главная причина плохой боеспособности Красной Армии?

– И в этом тоже. Но главная причина в глупых, я бы даже сказал, идиотских действиях нашего командования. Вместо того, чтобы маневрировать, они приказывают со штыками в руках атаковать немецкие танки или подставляют под пикирующие бомбардировщики вполне боеспособные части.