Герви Аллен - Антони Адверс, том 2

Через час Антони добрался наконец до двери. "Чудо" продолжалось. Вино медленно сочилось сквозь терракоту.

Было около трех часов пополудни, когда Антони добрался-таки до Карло Чибо. Из церкви он вырывался буквально по дюйму, теперь устал и выдохся, неизвестно, от чего больше - от жары или от волнения. Новость облетела город. Лодки, повозки и кабальеро спешили из Гаваны. Питейные заведения Реглы переживали подъем. Однако в патио было свежо и тихо. Карло спал на веранде в плетеном кресле, подрыгивая во сне короткими ногами.

- Проснитесь, Карло, - сказал Антони. - Произошло чудо. Старый язычник, не стыдно вам спать, когда такое творится?

Карло понял не сразу, а когда понял, живот его заходил ходуном, так что смеяться он под конец перестал из-за чисто физического неудобства. Он откинулся в кресле и продолжал пофыркивать, держась руками за кушак.

- Надо запретить чудеса летом, - сказал он. - Для людей моей комплекции это опасно. Плохо влияет на сердце. Я посоветую церковному начальству. К несчастью, мой друг архиепископ живет в Сантьяго.

Однако, - продолжал он, садясь прямо и прикладывая палец к губам, - если серьезно, мой мальчик, мы должны проглотить язык. Если спросят, мы ничего не знаем. Ничего - вы поняли?

Шум будет невероятный. Гаванский епископ, возможно, заподозрит отца Траяна в излишней предприимчивости. Или сочтет виновником меня, узнав, что это я пожертвовал чудотворное изваяние. Он не дурак, скажу я вам, наш старый епископ. Так что молчок. Без сомнения, предстоит официальное расследование, нотариальное засвидетельствование и все такое прочее. Весь город видел. Но глубоко копать не будут, даю руку на отсечение. Люди на обеих сторонах залива взбудоражены, и нельзя, глупо их разубеждать. Народ взбунтуется. Нет, нет, они признают. Как вы говорите - "случилось чудо!" - Он откинулся на спинку кресла.

- Чича!

- Си, си.

- Еще лимонов и рома, mucha, mucha! [24] много, много! (исп.) Черепаховый суп сеньору. Живее, не зевай, поворачивайся. Горячего супа, жирного, и нарезанных лимонов. Бегом!

...Ах, Madre de Dios, что за день. Разве я не говорил, что вы удачливы, сеньор Тони? Глядите - от вас разит удачей! - С видом глубокой убежденности он простер руки над кувшином. Даже лимонная кожура свисала с его пальцев убедительно.

- И что особенно странно, на этот раз все свидетели будут говорить правду. Бедного епископа это окончательно собьет с толку. Чудо должно было произойти в гаванском соборе, который сейчас отделывают. Всего лишь в прошлом январе туда перенесли прах Колумба. А мадонна истекает кровью в Регле, в "предместье за заливом". Это против всяких правил!

Хитрая усмешка блеснула в его глазах.

- Будущее Реглы обеспечено. Пеоны из Морона и Гуаны будут совершать сюда паломничество. Уже сейчас мой дом стоит вдвое дороже, чем стоил до вашего прибытия... Синьор, примите выражения моей горячей признательности! Вы - общественный благодетель. Por Dios! Остатки святого груза эль-капитана Джорхема пойдут нарасхват. Даже черные рясы из Белена будут за него драться. Их обскакал простой падре. Это... это просто великолепно. Пью за ваше здоровье! - Он опрокинул в глотку целый кувшин пунша. Голос его слышался из глубокого сосуда гулко, как из пещеры.

- Вы уверены? - спросил он, - что ваш друг капитан забыл про бутылку?

- Уверен, - успокоил его Антони.

В кувшине довольно загудело. Донышко все поднималось.

- Как вы думаете, - продолжал утробный голос, - почему бутылка разбилась?

- Встряхнули, когда устанавливали статую, - задумчиво сказал Антони, - или каменщик разбил по неосторожности. Не знаю. А вы? - вскричал он во внезапном подозрении.

- Нет, нет, - отвечал Карло, выходя из затмения совершенно умиротворенный и с кругом от кувшина на лице. - Я говорил вам, я здесь чист. Подозреваю, что это каменщик. Я уже об этом думал. Но, может быть, это простая случайность, как вы говорите. Он не скажет, уверяю вас. Чтобы к чуду нельзя было придраться, еще раз убедитесь, что капитан Джорхем ничего не помнит. Осколки и каменщика я беру на себя. Вечером, попозже, я этим займусь. Статую, конечно, осмотрят в ближайшие же дни. Отец Траян - я знаю, мы оба беспокоимся о нем - хороший человек. Мы сделаем так, чтобы на его чудо не упала тень. Когда архиепископ пришлет положительную резолюцию, я закачу обед, какого Куба не видывала. Это тоже будет чудо. Вас я приглашаю первым.

- Пригласить свидетеля - лучший способ закрепить его память. Я замечал это за столом у мистера Бонифедера. Званные гости не забывают, - сказал Антони. Интересно, всякое ли событие оборачивается для Чибо поводом вкусно и обильно поесть?

- Случалось, даже незваные гости запоминали мои обеды, - улыбнулся Чибо, - и это высочайший комплимент хозяину. Вот что! Соберемся все вместе - вы, капитан Джорхем, отец Траян - и конечно я.

- И брат Франсуа? - порывисто предложил Антони.

- Ах да, француз! Он занятный. Вы знаете, что он уже испортил отношения с властями? Он слишком буквально понимает христианское отношение к рабам. Он ухаживает за бедняками, больными желтой лихорадкой, и утешает умирающих, независимо от цвета кожи. Как вы понимаете, беда именно в чернокожих. После того, что случилось на Санто-Доминго, такому человеку нельзя давать волю. Черномазые могут вообразить, что Бог их жалеет. Нет, пока на Кубе есть генерал-губернатор и гарнизон, этого не допустят! Представьте, генерал-губернатор прислал ко мне адъютанта и просил разобраться с этим монахом. Я разобрался. Занятная история, доложу я вам! Немного слишком занятная и слишком необычная. Думаю, долго он тут не пробудет, - сказал Чибо, немного растягивая слова. Он начал смешивать новую порцию пунша.

- Карло, но ведь он мухи не обидит, разве не так? Брат Франсуа - святой человек! - воскликнул Антони. - Что он сделал плохого?

- О, я вижу, вы разговаривали, - сказал Чибо. Лицо его вдруг посерьезнело.

- Да, я согласен с вами, Тони. Брат Франсуа - святой, в этом-то вся беда. Ему мало исполнять предписанные церковью обряды. Он - один из ваших сложных простецов, человек, проникший за кулисы религии и намеренный жить той историей, которую обряды разыгрывают в лицах. Вы видите, он ни на кого не нападает и не старается сорвать спектакль. Это и составляет трудность для его начальства. Он не дает им повода запретить себя в служении. Напротив, он, насколько я понимаю, просто намерен досконально следовать их собственному учению. Это, конечно, ужасно неприятно - для них.

Антони пытался что-то сказать, но Чибо продолжал.

- Такие люди, как брат Франсуа, и делают христианство опасной религией. Как только церковь готовы счесть декоративным и уютным коконом на засохшей ветке священного древа, местом, где несколько тайком заползших жирных слизняков могут безопасно улечься в спячку, пф! кокон лопается, и их него вылетает дивная, живая душа христианства. Тут же вокруг начинают бегать и махать тонкоячеистыми теологическими и политическими сачками. Когда такое чешуекрылое вылетает на волю, больше всего встревожено государство. Собственность! Если государство не успевает тихонько убить данную особь до того, как крылышки ее обсохнут, церковь ловит ее и прикалывает булавкой к табличке с надписью "Святой Такой-то". Приходят верующие и видят трупик в стеклянной витрине - стекло обычно подкрашено. Бабочка здесь, занесена в каталог и пронумерована. Время от времени ей разрешают совершить несколько безобидных чудес. Груда костылей накапливается, житие бедной бабочки наставляет благочестивых читателей. Они подражают ее трепыханию. Тем временем трудолюбивые гусеницы воздвигают новые готические или романские коконы для слизняков, всегда по одному и тому же проекту. Они, конечно, не ведают, к чему предназначен христианский кокон. - Чибо отхлебнул из кувшина и продолжил чуть более сбивчиво. - Возьмите к примеру Жанну д'Арк!